"Леонид Бородин. Божеполье (повесть, Роман-газета 15 1993) " - читать интересную книгу автора

особенно по одной... такой красавчик, не более тридцати, стройный, холеный,
с большими красивыми руками, он все время вскидывал их, то одну, то другую,
говорил, как раздавал оплеухи, и она заплакала от обиды, кто-то оглянулся на
нее недоуменно, а она знала, что стоило бы ей только взять за руку этого
мальчишку и привести в дом, и посадить за стол напротив отца, и дать им
поговорить полчаса, не больше, разве не убедился бы он, что просто глуп и
горяч, разве не устыдился бы собственных слов. Она просто видела эту сцену,
спокойный, доброжелательный папа и напротив него этот, с красными от стыда
ушами... Он обеими своими красивыми руками жмет руку отца и лепечет что-то
срывающимся от волнения голосом.
Подумать только! Папа - зажравшийся аппаратчик! Это папа-то -
зажравшийся?!
Но - аппаратчик...
Тем вечером она, аккуратно щелкнув замком своей комнаты, просидела над
семейными альбомами. Не плакала, но слезы нет-нет да и капали на глянцевые
фотографии и оставляли следы, как поспешно ни вытирай.
Был папа, любимый и боготворимый, а был аппаратчик, которого вдруг
возненавидели те, кто еще вчера развешивал его портреты... И здесь, в
альбоме, он был представлен и как папа (один, с мамой или все втроем), и как
"аппаратчик", уже нигде не один, а непременно с кем-то, и эти "кто-то" тоже
все известны и засмотрены с портретов и репродукций, а вот этот, этот и те
двое - предатели, один из них, по крайней мере, бывал в доме и даже,
кажется, на даче и говорил так же, как и все, и ничем не отличался, а теперь
оказалось, что он всегда, видите ли, понимал, что все неправильно, и знает,
как правильно! И слушают! И верят! И никому не противно, что он потеет,
когда говорит, даже по телевизору видно, как потеет, потому что тужится.
В одном из альбомов она нашла пачку фотографий в целлофановом пакете,
заклеенном скотчем. Она знала, что там. Там папа со своей первой женой,
отдельные ее фотографии и коллективные, где они тоже оба.
Она всматривалась в лицо женщины, когда-то бывшей на месте мамы. Совсем
другой тип. Некрасивой назвать нельзя, красивой - тоже. Простое лицо, но
выражение, как и прическа, - все из тридцатых-сороковых и из черно-белых
фильмов.
Как они жили, почему разошлись, почему никаких контактов за столько
лет? Разошлись, как чужие или как враги?
И в том и в другом случае что она думает о папе?
Неделя понадобилась на розыски. Фамилия-то у нее отцовская. Был шок,
когда узнала, что папина жена уже четвертый год находится в доме для
престарелых, нечистой радостью встрепенулась мысль: хорошо, что разошелся,
сейчас имел бы жену-старуху и сам был бы настоящим стариком.
Так она оказалась в самолете на Ленинград, на окраине которого в тихом
живописном месте расположен пансионат для пенсионеров союзного значения.
Когда уже объявили о посадке и попросили не покидать своих мест до
специального приглашения к выходу, тогда только решилась честно ответить на
вопрос: зачем ей все это надо? Она хочет испытать настоящую боль, она уже
предчувствует мощь этой боли, это будет нечто похожее на страдания
наркомана, лишенного очередной порции наркотика. Эта женщина... На одной из
фотографий у нее такое выражение глаз... она не пощадит. Такие люди не знают
милосердия, им можно верить, не в том смысле, конечно, что суждения их
истинны, но лишь в том, а это важнее прочего, что они искренни и правдивы,