"Леонид Бородин. Божеполье (повесть, Роман-газета 15 1993) " - читать интересную книгу автора

почувствовали надвигающуюся катастрофу... Что не смогли мы, что не
справились, не вынесли свою ношу, они же хотели прийти на готовенькое,
дескать, пусть русские попробуют, а мы учтем и без лишних мук и хлопот
позаимствуем... И даже радость их сегодняшняя по поводу нашего краха - она
тоже фальшива, скоро опомнятся и будут изо всех сил помогать нашим недотепам
подгребать к центру рассыпающиеся окраины, потому что эксперимент был
всемирный, и катастрофа аукнется всем без исключения.
Тоскливая безнадежность липкой слизью стекала с его слов, хотелось
отстраниться, уберечься, сделать что-нибудь, чтобы замолчал он, смердящий
оборотень, полутруп, маньяк... Все эти ругательства проговорились в
мечущемся сознании, причем не раз, а как бы по кругу, проговорились и
сделали свое дело - выставили заслонку, словно круговую оборону заняли, и
он, великий и страшный "бывший", еще не утраченным инквизиторским чутьем
уловил перемену в настроении собеседника и засуетился, то есть вдруг
задвигались части его тела - ноги, руки, голова, и туловище мелко
конвульсировало, и все это дряхлое сотрясение означало попытку покинуть
кресло. Но длилось это недолго. Павел Дмитриевич не успел даже
встревожиться, мгновение - и все целенаправленно определилось. Встали они
почти одновременно. Хозяин был вежлив, любезен и предупредителен, но гость
не обманулся.
- Подумайте над тем, что я сказал...
- Непременно, - ответил Павел Дмитриевич, и, поскольку был искренен в
ответе, взгляды и руки их сомкнулись в дружественном пожатии. Проводить себя
гость не разрешил. Удалился достаточно твердой походкой, не обернувшись.
Минуту или две Павел Дмитриевич стоял без движения, упершись взглядом в
стену. В этом состоянии его настигла мысль, что все, здесь только что
происшедшее, есть факт истории, что ни одно произнесенное слово не имеет
права исчезнуть, что все слова, от первого до последнего, ценны не
истинностью, но самим фактом их произнесения.
Торопливо прошел в свой кабинет. Он обязан дословно, исключительно
дословно записать весь разговор, и кто знает, может быть, именно эта запись
станет со временем самым ценным документом в его архиве!

4

Решено было, что как только самолет тронется с места на взлет, она
начнет думать о том, что она любит в жизни. То есть не просто о хорошем, но
о самом дорогом и важном.
И пока самолет утробно урчал, нужно было определиться относительно
иерархии дорогого и важного, в этом определении она хотела быть предельно
искренней, потому что понимала зависимость всех ее последующих мыслей от
степени искренности начальной установки. Место около иллюминатора
обеспечивало право на необщение с соседом по креслу, достаточно отвернуться
и закрыть глаза. Лишь бы сзади или спереди не попались громкоговорливые
попутчики.
А направление мыслей должно быть такое: когда, с кем или с чем она
бывает наиболее счастлива? Едва ли существует иной критерий определения
любви. Во всяком случае, она другого не знает, коли так, то задача несложна.
Ответ ясен и прост. Музыка!
Но стоп! Самолет еще трепыхается на месте, и сосед слева ерзает на