"Леонид Бородин. Божеполье (повесть, Роман-газета 15 1993) " - читать интересную книгу автора

полиция разваливается последней, следовательно, логично предположить, что
телефоны по-прежнему на контроле, да и "девятка" приписана бывшему "второму"
посмертно, так что основания для тревоги не утратили силу.
Отмахнулся. Придирчиво осмотрел кабинет и с удивлением поймал себя на
том, что осматривает свое жилище на предмет излишеств. Вот, оказывается,
какие эмоции может вызвать призрак прошлой эпохи, хотя кому сегодня не
известно, что они, те, ушедшие в проклятье, отнюдь не были аскетами, но ведь
вот мелькнуло это ощущение страха или стыда за комфорт, и что это? Рудимент
былой партийной одержимости? Тему следовало бы обдумать, но уже заверещал
пропускной селектор, и Павел Дмитриевич встрепенулся, как рабфаковец на
экзамене.
"Боже, на улице и не узнал бы!" - была первая мысль. Но разве только на
улице... Белая голова, белые усы... но усы те же, и пенсне, и взгляд, но
какой-то расплывающийся, узнаваемый и вроде бы тут же уходящий от узнавания,
словно сопротивляющийся старости, но уступающий ей. Типично стариковская
походка, но с претензией на твердость и бесшумность. Крепкое рукопожатие и
на мгновение взгляд, как выстрел, в самые зрачки и через них в тайники
души - кратчайшее мгновение, и будто ничего не было и быть не могло,
дряхленький старичок с доброжелательной улыбкой.
Павел Дмитриевич с омерзением поймал себя на том, что тело его,
возвышающееся над этим бывшим, автоматически, словно вопреки его воли, то
жаждет вытянуться в струнку, то изогнуться в полупоклоне. "Да что это я!
Немедленно расслабиться!" - приказал он сам себе, предупредительно уступая
гостю проход в кабинет. Когда сели друг против друга, пришло столь остро
требуемое спокойствие. На какое-то мгновение ушел из сознания факт
собственной отставки, и Павел Дмитриевич даже испытал чувство превосходства
перед этим человеком, продлись мгновение, и проскочила бы в позе, а то и в
словах снисходительность... Но вовремя вспомнил, что и сам теперь "бывший",
и такое родство по судьбе возбудило ни к чему не обязывающую симпатию к
сидящему напротив человеку.
- Не поверите ведь, а вот помню вас, или, правильнее, вспомнил, как
только прочел о вашем поступке. Очень дельный был доклад... об аварии на
Урале, так ведь?
Павел Дмитриевич испытал нечто близкое к ужасу. "Господи, - мелькнула
мысль, - машина! Запоминающее устройство!"
Гость хихикнул сквозь белые усы. Усы при этом не шевельнулись даже,
звук будто из-за затылка выплыл.
- Признаюсь вам, - продолжал, - сам бываю потрясен свойствами
собственной памяти. Иногда, представляете, перед глазами возникает листок с
повесткой дня какого-нибудь обычного совещания, и люди, и выступления... Ну,
да не об этом хотел поговорить с вами.
И снова на секунду или менее прострел в зрачки, холодящий душу.
- Почему-то подумалось, что полезно бы встретиться...
Теперь, наоборот, усы шевелились, а звук словно запаздывал... и взгляд
за стеклами пенсне словно свернулся в клубок.
- Дорогой Павел Дмитриевич, хорошо ли, до конца ли понимаете, что
происходит вокруг нас? Что как-то понимаете, не сомневаюсь, иначе бы не ушли
в такое время. Или, быть может, только догадываетесь?
Павел Дмитриевич развел руками.
- Наверное, так, догадываюсь. Но затруднился бы сформулировать