"Леонид Бородин. Без выбора (автобиографическое повествование)" - читать интересную книгу автора"Девяносто третий" и "Человек, который смеется", Ч.Диккенс - "Записки
Пиквикского клуба", Мамин-Сибиряк- "Хлеб" и "Золото", В.Шишков - "Угрюм-река"... Списки эти были на целые страницы. Он прочитывал - обсуждали, спорили. Затем вместе увлеклись философией, и первейшей нашей любовью был, конечно, Гегель. Его "Лекции об эстетике" мы конспектировали, ни в грош не ставя при этом соответствующие, как нам казалось, примитивные рассуждения на эти темы Белинского, Чернышевского, Добролюбова. Не удовлетворенные уровнем образования в школе МВД, решили мы поступить на экстернат юридического факультета, отправили документы и приобрели нужные учебники, но именно в том 1955 году экстернаты были отменены, что повергло нас в уныние... Но все бы ничего... Когда б не знаменитый XX съезд! На стене напротив тумбочки у моей кровати - две фотокарточки: девочка, в которую был влюблен с одиннадцати лет, что много позднее, во Владимирской тюрьме, описал в книжке "Год чуда и печали", и вторая фотокарточка - Сталин. Боже! Как я любил его лицо! Как я любил смотреть на него... Просто смотреть - и все! Ни о чем при этом не думая. Его образ и был самой думой, как бы вынесенной за пределы моего "я". Много позже я найду аналог тогдашнему моему чувству: Овод и Монтанелли из романа Войнич... Но то - много позже. Но ведь и нынче нет-нет да приснится мне, что сидим мы с Иосифом Виссарионовичем на крылечке дома моего детства и беседуем о том о сем... И никаких тебе негативных чувств... Лет в десять с дрожью в голосе спросил я как-то свою бабушку: дескать, не дай Бог, Сталин... ну... это... умрет! А кто тогда после него - сын его, да? и не мне вовсе, а себе самой: "Всяко может быть. Может быть, и сын... Страна у нас такая... Хорошо бы..." Я был согласен. Это было бы хорошо. Или я был не монархист? Бабушка о родителях своих вспоминала, как о божествах. Я своих родителей боготворил - были они самые честные, самые умные, самые трудолюбивые. Они уважали свое учительское начальство, а начальство их ценило. Потому смею утверждать, что вырос в микромонархической среде. В стране, где я возрастал, тоже все совершалось правильно, на зависть всему остальному человечеству. Недостатков была тьма. Особенно у нас, в нашем захолустье. Но посмотришь очередной киножурнал, что перед каждым кинофильмом, и понимаешь: когда-нибудь, может очень скоро, и у нас станет так же, как в Москве! Потому что Сталин. Нет, не партия, про партию мне не все было ясно. Стало совсем неясно после ХХ съезда. Сначала таинственно зашептались меж собой курсанты-партийцы. Знать, у них прошел какой-то полусекретный "сходняк". Первая статья в газете "Правда". И всего-то одна фраза: "...не отличаясь личной скромностью..." Это о Сталине! Помню, вошел-ворвался в библиотеку. Налево курсантский читальный зал, направо - преподавательский. Нарочито громко, с вызовом возгласил: "Какая шавка посмела тявкать на Сталина?!" Курсанты подняли головы, преподаватели, напротив, уткнулись в тексты. А через день - общекурсантское собрание: Сталин при всех заслугах - |
|
|