"Леонид Бородин. Третья правда" - читать интересную книгу автора

удрученно головой. - Понагнали мужиков-хомутников. Какие безобразия они
учинять принялись - я тебе все рассказывать не буду, чтоб совесть твою не
тормошить, потому что я ее, эту совесть, своим грехом погасил с избытком...
- Ты мою совесть не трожь, лучше свою поковыряй, там, поди, черноты,
что на головешке!
Рябинин захотел переменить позу, заворочался. Селиванов подскочил к
нему, начал пособлять осторожно и толково.
- Затекла нога?
- Есть малость.
Селиванов взбил повыше и положил подушку, стянул с гвоздя свой
полушубок, ощупал, не мокрый ли, и тоже сунул Ивану под голову. Тот
откинулся на спинку и жестом остановил все еще суетившегося Селиванова. Тот
лег на скамью, под голову руки подложил.
- Так вот. Где ты им место указал, там поблизости были у меня самые
лучшие козьи загоны... А в версте от того места - зимовье, да такое, что
справнее иной избы! Ну, пришли мужики! Был там среди них один губастый с
зубами стальными, от ж... до шеи всякой дрянью расписанный... А я, значит,
от кооператива будто на ту базу сторожем определился. Я ж на Чехардак с
другого конца заходил, со своей деревни Атаманихи. А как дом продал, вообще
без дома жил, зимой и летом в тайге. К одной бабке забегал два-три раза в
сезон. А когда в Лучихе кооператив согнали и тайгу за ним закрепили, я туда
подался, будто вообще человек новый, на Чехардак будто случайно напросился.
А на базу, значит, сторожем.
Так вот этот, который расписанный и с железом во рту, он меня им жратву
варить заставил... Чуть чего - сапогом под зад. Да не в том дело! Вечером
костер разжигали, галдели песнями похабными, а потом всех вокруг костра
расставлял и велел сс...ть в костер, чтоб погасить, значит! Вань, ты такое
безобразие вытерпел бы?! А потом еще чего... Находил дерево, чтоб под ним
муравейник был, то дерево велел свалить, залазил на пень и гадил в
муравейник и ржал, как муравьи от его дерьма подыхали! А потом решил он,
Ваня, учинить надо мной такое, о чем я тебе и рассказывать не могу! Если б
это случилось, утром повесился бы! Сбегал я вечером в Березовую падь, поймал
там гадюку (они только там и водятся) и подкинул ему, когда он на мху дрых.
Она ему в руку, выше локтя, стукнула. К утру подох. Мужики перепугались и
вон из тайги. Я было обрадовался, да через два дня все они вернулись, а с
ними новый их начальник... И кто, ты думаешь? А вот тот самый, что за
главного у красных был, когда мы с батей им тропу показывали. Я, конечно,
тогда совсем мальчишкой был, да глаз у того острый. Стал он на меня
коситься... И понял я, что уходить надо. А куда ж уходить из своих мест?
После к нему приехали еще какие-то, не мужики уже, а из новой власти,
как я понял. С ружьями. Пальба началась вокруг. Били, что на глаз попадает,
и все в сторону зимовья моего шастали. Вот тогда, Ваня, и объявил я им войну
не на жизнь, а на смерть. - Последнюю фразу Селиванов произнес торжественно,
но тут же ехидно ухмыльнулся. - На ихнюю смерть, потому что до моей смерти у
них была кишка тонка! И вот теперь, Ваня, я открою тебе свой великий
секрет. - Тут Селиванов поднялся со скамьи, подсел ближе к Рябинину,
наклонился к нему и заговорил почти полушепотом. - Если стать спиной к тому
бараку, что строить начали, то что впереди глаз будет, помнишь?
- Гора вроде...
- Во! А если пойти по тропе от той базы на выход, тропа куда