"Сергей Петрович Бородин. Молниеносный Баязет ("Звезды над Самаркандом" #3)" - читать интересную книгу автора

- Таких вестей нам не шлют.
- Про то и говорю. Надо заслать туда людей, чтоб уразумели разум того
народа.
- Таких людей походя не изыщешь.
- Изыщи. И чтоб языку ихнему был знаком. И чтоб знанием и разумением
был крепок, дабы, вглядевшись, изъяснил бы нам суть знаний их, каков их
разум и помыслы. Ась?
- Меж купцов таких не видать. Язык разумеют, да книг не чтут; другие
книгочеи есть, да чужих языков не ведают.
- А ищи не промеж купцов, не по сермягам. Прикинь по боярским
хоромам, по монастырским кельям.
- По монастырям? - вдруг встрепенулся Тютчев. - Надо помыслить!
- Сыщи, Тютчев. Да вскоре. Да и не одного. Стезя там негладкая. Один
споткнется, другой пройдет, третий дале того достигнет. Велика будет
честь, кому это дело дастся. Ищи. А к ханше надежных служанок приставь,
порасслухать обо всех ихних суетах, оказиях, думах. Ханша у Тохтамыша в
любви, он ей высказывал тайные думы. Сама тож нагляделась на все нынешние
Тохтамышевы затеи, да и на Едигеевы доблести. Бабы, как разговорятся, сами
не смыслят, что несут: бывает, мусор накидают, да вперемежку с жемчугом.
Сумей разберись. А Тохтамышевым вьюношкам наставников отбери с разумом,
чтоб вьюноши внимали им, а потом и вьюноши наставникам свое скажут. Тоже и
промежду ордынцев, как на гостином дворе заскучают, много всего скажется.
Но Орда нам давно вся насквозь видна. А ты порассуди поскорее об смышленых
людях, да и отважных, чтоб в Тимурову даль заслать.
Тютчев пошел через сени к крыльцу, а Василий - в Малую палату, где
слушал бояр и рядил суд, когда тяжелыми, но поспешными шагами,
возбужденный, его нагнал вернувшийся Тютчев.
- Государь! Дозволь в ту Тимурову глухомань заслать верного человека.
- Нашел?
- От сердца своего, для ради отечества, на поклон Москве.
- Ась!
- Самого мне кровного, как себя самого. Как на подвиг.
- То и есть подвиг. Не в том честь, чтобы сгоряча против вражьего
копья грудь выставить. Крепче есть подвиг, что исподволь, в молчании, изо
дня в день супротив копий, промежду мечей, как на Голгофу, восходит.
Великий подвиг! Может, не ведом никому останется, но без тех незримых не
бывает зримого подвига. Бывает, слава одному достанется, но честь - им
всем поровну, и тем, что победу трубят, и тем, что молча ее готовили.
Василий замолчал и шел, ожидая, чтоб Тютчев сказал сам.
- Знаю, государь, истинно как на Голгофу. Меньшого брата. Он на
послухе в Троице. Язык разумеет. Грамоте учен. В иконописании сведущ.
Духом тверд. Млад годами, но духом тверд.
- Брата? Этак ты и сам будешь причастен подвигу.
- Не ради чести. Ради Москвы, государь.
- Теперь, Тютчев, дай мне поразмыслить. Приму ли твой вклад? Отца
твоего память чтя, вправе ли буду этакой вклад взять?
- Государь! Отцова честь отцу останется. Он Москве служил своею
силой. А куда ж нам свою силу дать, как не тому ж делу! Не честь отцовой
честью покрываться, честь себе каждый сам добывает, за свою силу, за свои
дела, а не за отцовскую, не за братнюю честь.