"Екатерина Боронина. Удивительный заклад " - читать интересную книгу автораболее что занятий в школе не было и на каникулы нам ничего не задали. С
нетерпением я ждал субботы... В субботу кончатся мои терзания. Хозяин отдаст Семке деньги, я положу в комод три рубля, а в копилку рубль. И никто никогда не узнает о том, что я сделал. Костя привезет самоучитель, и мы с Семкой выучим "американский язык"... Семка убежит от хозяина и проберется в Америку. Может быть, он скоро прославится там, разбогатеет и тогда, конечно, не позабудет обо мне, который так великодушно выручил его в трудную минуту... Я уже начал мечтать, как в один прекрасный день удивлю всех, заговорив по-американски. Больше всего мне хотелось поразить своим "американским" языком одноклассника Мишу Торопыгина. Миша знал несколько фраз по-французски и всегда хвастался этим. Семка тоже был как в лихорадке. С нетерпением ждал он приезда Кости из Вологды. По вечерам мы запирались с ним в столярной, и Семка предавался мечтам о вольной жизни в американских прериях. Он и меня начал уговаривать отправиться с ним. Но на его уговоры я не поддавался. Мне было жалко покинуть своих, особенно мать. Из-за холодной весны болезнь ее усилилась, и на третий день пасхи она совсем слегла. Вызванный доктор нашел, что у нее ослабело сердце, и велел ей не вставать с постели. Мать свою я очень любил, но, по мальчишеской глупости, стыдился высказывать свои чувства, особенно при посторонних. Часто я даже нарочно разговаривал с ней холодно и небрежно, чем доставлял ей много неприятных минут. Бывало, она подзовет меня и скажет: - Алеша, вот как поправлюсь, поедем на лето в деревню. Хорошо там! Я, когда девочкой еще была, жила два лета в деревне у своей школьной подруги. Поскорей бы поправиться... - тяжело вздохнет и отвернется к стенке. молчу. - Ну, иди, иди, Алеша! - скажет она, а у самой голос дрожит, вот-вот заплачет. - Иди побегай с товарищами. Повернусь и ухожу. Самому хочется побыть с матерью, а неловко высказывать свою нежность. Бабушка часто про меня говорила: "Какой-то Алексей бесчувственный. И в кого он? Ну, может, подрастет - одумается". Отца я тоже любил, но не умел с ним разговаривать. Был он очень молчалив и наружно суров. С самого детства жизнь его не баловала радостями, на себя он уже махнул рукой, - не удалась жизнь, что поделаешь! - но ему страстно хотелось, чтобы я получил образование и вышел в люди. Бабушка тоже мечтала об этом, хотя сама едва-едва умела расписаться, да с трудом разбирала по-печатному. Отец надеялся, после того как я кончу начальное городское училище, выхлопотать для меня казенную вакансию в гимназии, благо я учился отлично. Но мне самому гимназия казалась чем-то недосягаемым. Как это я, ученик городского училища Алексей Власьев, который учился вместе с самыми бедными ребятами города, надену вдруг серую гимназическую шинель с серебряными пуговицами и фуражку с гербом и войду в подъезд трехэтажного каменного дома на лучшей улице города... Сяду на одну парту с Ником Порфирьевым, сыном владельца лесопильного завода, рядом с этим мальчиком, который не удостаивал нас, учеников начального училища, даже драки, когда происходили стычки между нами и гимназистами. Гимназисты обычно дразнили нас "гусятниками" и кричали вслед: "Гуся украл!" Прозвище это пошло оттого, что мы обязаны были носить |
|
|