"Игорь Боровиков. Час волка на берегу Лаврентий Палыча " - читать интересную книгу автора

армянских погромов. А тут еще брата убили какие-то контрабандисты, вроде бы
армяне, а может и не армяне, которым он то ли что-то пообещал и не дал, то
ли, наоборот, что-то взял и не пообещал. Дело темное, но нашли брата Федьку
с ножом под лопаткой, а бывший отчим
Тофик прямо сказал: армяне, мол, убили, кроме них - некому.
Так и оказался среди этой бучи новоиспеченный мичман Картузов в морской
офицерской форме, с оружием и под присягой. Да еще командиром взвода. А ему,
скажите, это было надо? Васек разве за этим в училище поступал?
Как он выкрутился, я так и не понял, ибо, повествуя о тех мрачных
событиях, Картуз и не пытался охватить весь фон, создать некое эпическое
полотно, а сразу уходил в посторонние, но весьма красноречивые детали.
Как-то раз, рассказывал он, сидели они на блок посту в бронике и пили чачу.
Чачи же было много. И ее всю выпили.
Вдруг, на них пошла толпа с криками "Аллах акбар!" А они выползли
наружу и тоже что-то стали кричать. Что именно, Васек запамятовал, но
помнит, что толпа подняла их на руки и понесла, восторженно вопя:
"Моряки с нами!" Долго несла. Васек, несомый на руках, даже уснуть
успел от избытка чачи.
- Слушай, помню, по Тбилисскому проспекту нас несли, а я там,
панымаишь, отрубился. А снова врубился, а мы уже на углу Бейбутова и
Низами. А народ так все и орет: Маракы сы нами!
Окончательно же понял мичман Картузов, что военная карьера не для него,
когда узнал, что пошлют их всех в самое скорое время на карабахскую войну.
Хоть и играла в нем кровь отомстить армянам за брата Федьку, но все же не
настолько, чтобы с криком "Аллах акбар!" переть на армянский рожон.
Начал он думать и гадать, куда бы это слинять из новонезависимого
отечества и оказался в... Израиле. На мой вопрос, как же он туда попал,
ответил тихо и просто: "Ыврэи мы, панымаишь". И вздохнул печально, выражая,
видимо, мировую еврейскую скорбь. Потом полез в бумажник, долго чего-то
искал и вытащил удостоверение в сизо-серой обложке.
- Вот, смотри, это как паспорт у них. Теудат-зеут зовется. Вот здесь по
ыхнему написана нацыаналнаст. Смотри: ыгуди. А это значит - ыврей.
- Как же ты стал евреем, - спрашиваю.
- Э-э-э, - отвечает, - у нас в Баку, если деньги есть, кытайцем
станешь. Раньше, когда жызн харошый был, все были азербайджанцы, арымяне,
грузыны, русские. А как жызн плахой стал, все оказались нэмцами, грэками,
ывреями. Я, слушай, сначала хотел греком стать.
Там, пацаны говорили, коньяк такой, слушай! И дешевый. А дэвачки
какие!!! Очень я хотел греком-шмеком стать. Денег не хватило. Дорого
запросили..
Помолчал и добавил, вздохнув:
- На ыврея только хватило, панымаишь. Там что? Одну бабушкину
нацыаналнаст нарисавать надо, а твой имя-фамилия какая есть, такая и есть. В
Сохнуте, слушай, такие лохи - все кушают. А грека фамилия менять надо на
какой-нибудь там шмыпандопулас-гавнажопулас. А нэмца там - на
херинг-шмеринг. Работа балшой. Крутые бабки дерут. Совсем оборзэли,
панымаешь, никакой совести нэт.
- А что ж тебе, - спрашиваю, - в Израиле то не понравилось?
- Э-э! - махнул Васек рукой с банкой Брадора (мы сидели с ним на
скамейке парка Жан Манс), - э-э, слушай, какой жызн? В синагога ходи, хер