"Лариса Бортникова. Паяц и кофеварка" - читать интересную книгу автора

И звери ходили неподалеку красивые.
И птички цвиренькали.
Спрашивается, откуда подсознание Эдди вытащило это "цвиренькали"? И
почему он так просто подставил лицо под маленький теплый дождь и стоял,
улыбаясь, пока струи сперва мутные, а потом уже прозрачные, как слеза,
щекотливо стекали по его телу?
И зачем Эдди лег потом на спину и заплакал?
Плакал недолго. Даже в раю Эдди-Диаманд Первый оставался самим собой -
язвительным Полишинелем. Всхлипнув в последний раз, сел, прислонился спиной
к ласковому, невесть откуда взявшемуся юному кабанчику (а ведь едва
помыслил, что хорошо бы мягонького под спину) и отчетливо произнес.
- Ау. Ты где, бейба? Раз, два, три, четыре, пять - иду искать!
И камеру нащупал ладонью немедленно, едва лишь вспомнил, что ее смыло
вместе с гримом. И снова ее - шлеп на лоб.
- Добро пожаловать в Эдем. - Архитектор появилась откуда-то из кустов
цветущей белой сирени.
- Ты бы еще перетяжку повесила неоновую. Бзз-бззз все гудит,
переливается и брызжет рекламным поносом, - Он пристально оглядел ее всю. От
слишком худой бледной шеи до толстых лодыжек. И удивился. Не тому, как она
помялась, подурнела за эти годы, а потому что ожидал, что неоновая перетяжка
"Welcome to heaven" немедленно появится, отвечая на его мысленный запрос.
Все-таки рай! Обязан моментально реагировать.
- Ты почти не изменился, - улыбнулась она. - Все паясничаешь.
- Работа такая, - пожал плечами Эдди.
- А у меня вот... Она подняла ладони над головой, похожая на очень
тощего и замученного многовековой ношей атланта. - Нравится?
Эдди прищурился. Он знал, что она жаждет признания, похвалы. Как и
знал, что достойна. Таких станций еще не было. Никогда. Но Эдди помнил про
камеру, которая транслировала происходящее в эфир, не забывал про имидж
подлеца и циника, поэтому заткнул слова одобрения поглубже в глотку,
закудахтал и харкнул прямо в зеленую зелень, так чтобы плевком сбить со
стебля лилии неторопливую гусеницу. Не промазал. Гусеница свернулась
мохнатым колобком, скатилась на землю прямо под босые ноги Эдди, замерла.
Ухоженная гладкая пятка шоукермена поднялась над лохматым тельцем и
безжалостно на него обрушилась. И поерзала, чтоб уж совсем в кайф. Эдди даже
нагнулся, чтобы полюбоваться на плод собственных усилий и дать полюбоваться
остальным, и застыл... Как фламинго. Тощий, розовый, полусогнутый и нелепо
задравший одну ногу.
Гусеница была мертва.
Более того. Она не восстанавливалась.
Эдди ждал секунду, две, три, минуту... Пять минут. Поднятая нога
затекла, но Эдди не чувствовал. Он пялился на неподвижное насекомое,
втоптанное в зеленую зелень и шевелил бледными губами. Как анемона-альбинос.
Ему пришлось довольно долго мучить мозг, чтобы сложить слово "мертва" и
то, что растекалось внутренностями по траве вместе.
- Что? Что это тут? - Обычно Эдди так не говорил. Обычно он говорил
иначе, в особенности, когда был чем-то удивлен. Но сейчас он был не просто
удивлен. У него пересохло в ноздрях и волосы там же в ноздрях (больше нигде
и не водилось) шевелились от ужаса.
- Можно повторить для наглядности. Вот. Хотя бы с этим, - Архитектор