"Артем Боровик. Спрятанная война " - читать интересную книгу автора

мои были стиснуты, как потом жаловались свидетели, до скрипа.
С восходом солнца, споро пробивавшегося сквозь скорлупу мглы, город
светлел, а я храбрел.
Но заодно замечал, что комната стала еще меньше. Стены надвигались на
меня. Каждый новый день отвоевывал метр за метром безопасного пространства.
"Ни пяди земли здесь нашей нет..." Сквозь солнце, закрытое стальной
решеткой, жалюзи, газетами, одеялом и занавеской, пробивался отраженный от
сверкающего глетчера утренний солнечный свет.
Я долго брился, пил желудевый напиток "Бодрость" и ехал в
представительство какой-либо советской организации звонить по городскому
телефону - договариваться об очередном интервью с очередным "крупным
деятелем местного розлива" - и всякий раз читал на аппарате надпись, от
которой неизменно веяло пронизывающим холодом: "Внимание! Враг
подслушивает!"
Ни пяди земли... Баграмский майор был прав.
Еще с первого приезда в Афганистан я потехи ради начал
коллекционировать надписи - официальные и не очень, на вертолетах и на БМП,
на прикладах АКМ и изнанке шлемов.
На тыльной стороне двери кабульского морга прочел такую: "Веселись,
юноша, в юности своей. Но помни - и это суета!" Ничего подобного я не нашел
бы здесь в 80-м, 81-м или 82-м. Но с тех пор прошло девять лет. Менялись
надписи, и я вместе с ними.

III

Числу к десятому января я почувствовал, что мое кабульское житье
подзатянулось, и стал готовиться к поездке на Саланг На южных подступах к
перевалу намечалась крупная армейская операция. О ней шушукались в городе.
Официальных заявлений не было, но разговоры и в штабе, и в посольстве, и на
журналистских виллах, и в дуканах крутились вокруг этой темы.
Призрак предстоящих боевых действий витал в колком прозрачном воздухе,
постепенно обретая плоть в виде штабной нервозности, приготовлений к
возможным контрмерам повстанцев - терактам и диверсиям в Кабуле.
На транспортнике Ан-12 ночным рейсом я добрался до Баграма и, выпросив
там БТР, покатил на север. Мин можно было не бояться: мерзлую землю не
так-то просто нашпиговать взрывчаткой.
Проскочив баграмский перекресток, где прошлой весной погиб
известинский фотокорреспондент Саша Секретарев, мы подбавили скорости.
Дорога круто виляла на поворотах, извивалась меж скал, взлетала и
падала.
Напротив меня в транспортере сидел прапорщик с мраморным лицом и
серыми губами. Тело его ритмично подергивалось. Похоже, он слушал никем,
кроме него, не слышимую музыку и про себя танцевал. Танец начинался в
глазах, захватывал губы и волной шел вниз. Плечи вытанцовывали рок-н-ролл,
правый указательный палец с маслянистым колечком - видать, парню частенько
приходилось стрелять из АКМ - выщелкивал быстрый ритм. Во взгляде была
отрешенность, словно на рок-концерте в "Олимпийском".
- Прапорщик! - сказал я.
Он не отозвался.
- Прапорщик, слышь меня? - крикнул я.