"Симона де Бовуар. Очень легкая смерть" - читать интересную книгу автора

Кровать опять стояла на прежнем месте, посередине палаты, изголовьем к
стене. От левой руки матери тянулась вверх трубка капельницы. Из ноздрей
свисал прозрачный синтетический зонд, который, проходя через сложную систему
трубок и колб, заканчивался в стеклянной банке. Нос матери заострился, лицо
еще больше сморщилось и выражало отчаяние и покорность. Она еле слышно
прошептала, что зонд ее не очень беспокоит, но что ночь была тяжелой. Ее
томила жажда, а пить не разрешали. Сестра подносила к ее рту стеклянную
палочку, которую окунала в воду, и смачивала губы матери. Меня поразило, как
жадно и в то же время сдержанно она сосала, ее верхняя губа, оттененная
легким пушком, была немного выпячена, как в годы моего детства, когда мама
была недовольна или смущена. "И вы хотели, чтобы мы оставили это в
желудке?" - спросил Н. вызывающим тоном, показывая на сосуд, полный
желтоватой жидкости. Я промолчала. В коридоре он сказал мне: "На рассвете ей
оставалось жить не больше четырех часов. Я воскресил ее". Я не посмела
спросить: для чего?
Идет консилиум. Элен стоит около меня, в то время как хирург П. и
терапевт исследуют вздутый живот матери. Под их руками мать стонет, потом
кричит. Укол морфия. Мать стонет. Мы просим: "Сделайте еще укол!" Они
возражают, такое количество морфия парализует кишечник. На что же они
надеются? Электричества все еще нет, врачи посылают кровь на анализ в
американскую клинику, которая имеет собственную электростанцию. Может быть,
они решили оперировать ее? "Вряд ли это возможно, больная слишком слаба", -
отвечает мне хирург, выходя из палаты. Он удаляется, а пожилая медсестра,
госпожа Гонтран, услышав этот разговор, восклицает: "Не позволяйте ее
оперировать!" Но тут же закрывает рот ладонью: "Хорошо, что доктор Н. не
знает, что я вам сказала! Если бы речь шла о моей матери, я бы...". Я
спрашиваю: "А чем ей грозит операция?". Но госпожа Гонтран уже замкнулась и
не отвечает на мой вопрос.
Мама заснула; я ухожу, оставив Элен номера телефонов, по которым можно
меня найти. Когда она позвонила Сартру около пяти часов, в голосе ее
прозвучала надежда: "Хирург все же хочет попытаться ее оперировать. Анализы
крови благоприятные; она немножко набралась сил, сердце должно выдержать. И
наконец, нет полной уверенности, что у нее рак: может быть, это всего лишь
перитонит. В таком случае есть смысл. "Ты даешь согласие?" - ("Не позволяйте
ее оперировать!") "Я согласна. В котором часу?" - "Приходи к двум. Ей ничего
не скажут об операции, и она будет думать, что ее снова везут на рентген".
"Не позволяйте ее оперировать". Чего стоит совет медицинской сестры по
сравнению с решением специалиста, по сравнению с надеждой, которую питает
моя сестра? А если мама погибнет под ножом? Возможно, это еще не самый
страшный исход. Кроме того, я не могла себе представить, что врач станет
рисковать, если не уверен в силах больной. А если операция ускорит ход
болезни? Не это ли имела в виду госпожа Гонтран? С другой стороны, при
полной непроходимости кишечника мама не проживет и трех дней и скончается
после мучительной агонии.
Час спустя Элен позвонила, захлебываясь от рыданий. "Приходи скорее,
они вскрыли брюшную полость, обнаружили огромную опухоль... рак...". Сартр
вышел со мной и в такси отвез в клинику. От тревоги перехватывало дыхание.
Меня провели в коридор между приемной и операционной, там находилась сестра.
Она была вне себя от горя и волнения, я попросила, чтобы ей дали что-нибудь