"Элизабет Боуэн. Житье человеческое" - читать интересную книгу автора

стенами от алчного мрака, всепоглощающей тьмы. Здесь, на этой сцене, и
разыгрывается драма человеческого существования. Издалека чуть слышно
доносился глас Джеймсона, вопиющего в пустыне.
Как ни отрицай реальность плоти, а где-то должно быть пристанище для
духа человеческого.
Джеймсон не возражал против третьей порции чая. Он с готовностью
передал чашку через стол, продолжая разглагольствовать.
- Что есть жизнь? - вещал он. - Мы живем до тех пор, пока однажды,
отвернувшись к стене в блаженном утомлении, не погрузимся в вечный сон.
Доводилось ли вам видеть, как работает огромная совершенная машина, с
грохотом вращаясь в счастливом исступлении? Вот и люди могли бы действовать
так же - вдумайтесь в это. Только леность и апатия мешают нам слиться с
единящей, всепобеждающей и величественной силой. Если бы однажды все люди в
едином порыве протянули друг другу руки - все было бы им под силу, этим
рукам, точнее, единой Руке, - даже самые грандиозные, самые возвышенные
свершения. Мне всегда казалось, что в этой мысли есть нечто величественное.
Жизнь возвещает о себе первым криком младенца, а потом мы, вы - словом,
человечество - душим крик жизни, ибо боимся жить. Мы воображаем, что жизнь -
это нечто непосильное... Благодарю вас, разве что полкусочка.
Он поискал глазами масленку, а Джеффрис подумал: так говорил
Заратустра.
- Уж вы скажете, - благодушно заметила тетушка.
Энни отвернулась от Джеймсона. Потом вновь подалась вперед, ее сжатые
руки отрешенно покоились на столе. Она подняла голову и смотрела вверх на
желтый круг света на потолке. Лицо ее было в тени, свет падал лишь на
подбородок и тонкую шею. Энни ничуть не привлекало то, за что ратовал
Джеймсон, она не понимала, о чем это он. Глупенькой она не была, просто
Джеймсон казался ей пустым болтуном. Став тенью Уильяма, она обрекла себя на
нелегкую, одинокую, скучную жизнь. Джеймсон, постукивая ложечкой в такт
своим словам, громко вещал о всеобщем братстве людей, но странный союз
мужчины и женщины, союз, который создал Энни и сломал ее, был недоступен его
пониманию. Джеффрис вдруг увидел ее - словно искра в желтом оплыве света,
глаза блестят, желанная и близкая, она смеялась над ними.
- Все, о чем вы тут толкуете, - лукаво сказала тетушка, обращаясь к
Джеймсону, - это социализм. Я, конечно, понимаю, вы шутите, но так можно
дойти бог знает до чего. Знаете, не всегда уместны подобные
разглагольствования, даже в шутку. Но что поделаешь - молодежь есть
молодежь. Я и сама не прочь повеселиться.
Джейсон снова завелся: видно, он был полон решимости обратить тетушку в
свою веру.
- Господи, - вздохнула Энни. Она повернулась и посмотрела на Джеффриса
с мольбой. Тот ответил на ее взгляд, страдая от своего бессилия.
- Я тоже прислушиваюсь, - прошептал он.
- Шаги на тропинке слышны издалека.
- Разве вы не поняли, что идут двое?
- Поняла, но не хотелось в это верить.
- Может, мне выйти ему навстречу?
- Ни в коем случае. Он рассердится, что я впустила в дом чужих.
- Мы скоро уйдем. Чем я могу помочь вам?
- Ничем. Остается одно - ждать.