"Людмила Бояджиева. Жизнь в розовом свете " - читать интересную книгу автора

было принято не без труда. Вернувшись из пансиона, сестры обнаружили то,
что от них долгое время скрывали: мать давно проявляла признаки душевного
расстройства, но теперь, после очередной попытки самоубийства, её вынуждены
были отправить в клинику, принадлежавшую хорошему знакомому фармацевта
Дуварде - мужа тети Зинаиды. Клиника находилась в предместьях Вены, что, в
основном, и предотпределило выбор места для обучения девочек.

2.
- Странное это было лето сорок пятого года. - Эн достала старый альбом
с фотографиями. - Мы выпорхнули в мир, где кончилась война и ликование
соседствовало с горькими слезами... В июне вы обручились с Радриго, в июле
маму увезли в клинику, в августе атомный взрыв уничтожил два японских
города.
- ...А в сентябре мы вошли в огромные двери гуманитарного корпуса. Мы
даже прихватили с собой мальберты и одели соломенные шляпки от солнца -
решили, что предстоит выезд на пленэр. Но вместо этого все знакомились,
бродили по Университету, замирая от восторга в его библиотеке, выставочных
залах, салоне для концертов.
- И фотографировались, - Эн протянула сестре большой пожелтевший, но
очень отчетливый снимок. - Здесь вся наша группа. Только у одной девочки не
оказалось денег для фотографа. Она стояла под деревом поотдаль и старалась
выглядеть пренебрежительной. Странно, ее-то я помню лучше всех, а у
остальных, что запечатлетилсь на фотографии, какие-то чужие лица.
- Даже у нас, - согласилась Ди. - Это потому, что фото черно-белое, а
память - цветная. Кажется тогда мы чуть ли не впервые оделись в разные
платья. Мы не хотели, чтобы нас и в Университете называли Энди.
- Ха, просто Родриго утверждал, что тебе очень идет желтое. А я прочла
исследование, в котором утверждалось, что этот цвет был ненавистен
Шекспиру. Он лишь несколько раз упоминает желтый и то, описывая
смехотворные чулки разрядившегося чудака - Малевалио в "двенадцатой ночи"..
- Помню! Помню синий крепдешин в горошек и воротничок из белого пике.
- Ди ткнула пальцем в изображение юной особы. - Потом я взяла твое платье,
когда поехала к отцу.
- Господи! Из каких жалких тряпок мы мастерили себе наряды! Пустые
магазины, послевоенный город, три пары туфель на двоих и чуть ли не два
платья. Мы меняли воротнички, ленточки и кажется... - Эн пожала плечами. -
Кажется, выглядели великолепно. Как ты думаешь, мы в самом деле были
хорошенькими?
- По фотографии этого не скажешь. Но на нас все заглядывались. Родриго
считал, что я похожа на рафаэлевскую мадонну.
- А Грег называл меня Марикой Рок... - Эн осеклась. - Это когда я
впадала в "танцевальный транс". Тогда почему-то очень много танцевали. - Эн
посмотрела на свои неподвижные ноги. - Черт-те в какой обуви. Но как
церемонно, как чувственно... Едва касаясь друг друга, обмирая лишь от тепла
его ладони на своей талии. Боже, что за чудо - молодость! Любовь и только
одна любовь на уме.
Перевернув ещё пару листов, Эн быстро захлопнула альбом и спрятала его
в ящик. Ди отвела глаза, делая вид, что не заметила этого.
- У меня сохранилось много американских фото, - сказала она.
- Помню, ты пристала их мне - с гориллами и какими-то редкими крысами.