"Ли Брэкетт. Цитадель утраченных лет" - читать интересную книгу автора

некоторые - из кирпича, и кроме них - бесчисленные скопления крохотных
хижин, похожих на земляные наросты. Великолепный город под медным небом,
окрашенный в мрачные тона. Богатый город. С высоты виднелись заполненные
людьми и животными рыночные площади, линии улиц, переулков и переплетающихся
аллей, стойла, загоны, дороги, которые вели из города и в город. Городской
шум долетал до него, приглушенный расстоянием, - гул множества голосов и
отзвук большого движения.
Огромный, богатый, оживленный город. Но опять что-то сказало внутри:
"Все не так". И почудилось вдруг: точно по воле богов выросли белые башни до
самого неба, наполненные светом и звуками, а кругом - шуршанье колес, рев
моторов и мельтешение крыльев в закатном небе. Все это промелькнуло, точно
клок дыма, уносимый ветром, и тут же исчезло, нерассмотренное и
непостигнутое, словно ничего никогда и не было.
Он стоял все там же, уныло глядя на город и на просторы, раскинувшиеся
за ним, с зеленеющими кое-где лесами, ухоженными лугами и крышами деревень.
Были там и речушки, и три широкие дороги, которые вели вдаль, к холмам. Над
дорогами клубилась пыль, поднятая всадниками и пешеходами.
Тени не изменялись. Солнце неподвижно висело в небе. Он не знал, как
долго оно так стоит. Время отсутствовало, в этом тоже было что-то не то, в
этом красном неподвижном солнце и пыльном небе.
Откуда-то сверху, похоже, с крыши здания, где он находился, послышался
удар гонга. От этого удара содрогнулись каменные стены, эхо прокатилось над
землей, торжественное и грозное, и он подумал, что это, наверное, должен
быть здоровенный гонг, изготовленный гигантами. Когда звенящие раскаты
угасли, мир, казалось, наполнился молчанием.
Внизу успокоился город. Затихли голоса, опустели улицы и рыночные
площади. За городом, на равнине, караваны свернули с дорог и расположились
на отдых под кронами деревьев. Деревни тоже стали безмолвны. Мир уснул.
А солнце так и не стронулось с места.

Он опять испугался. Город и равнина лежали под остановившимся солнцем
неправдоподобно тихие, будто мертвые. Он отвернулся от узкого, как щель,
окна. В одной из стен была железная дверь, низкая и тяжелая. Он забарабанил
в дверь кулаками. Он закричал. Он повторял это снова и снова, пока не охрип
и не разбил в кровь руки. Ответа не было. Ни звука не раздавалось снаружи.
Он возвратился обратно, к скамье, на которой проснулся. На полочке, близ
скамьи, он увидел кувшин с водой и глиняную тарелку с мясом и черным хлебом.
Он не был голоден. Он отпил из кувшина, а затем уселся и, обхватив голову
руками, заставил себя вспоминать, догадываться. И это было так же
бесполезно, как и колотить в дверь.
На глаза ему опять попались вода и пища. И тут его осенило.
- Кто-то придет, - прошептал он. - Рано или поздно кто-то придет с
едой. А они знают. Они скажут мне, кто я.
Он их заставит сказать, кто он, где он и почему. Он снова задрожал, но
теперь уже не от страха, а от надежды. Он ждал, сложив свои загорелые руки,
жилистые и грубые.
Он ждал.
Стена и железная дверь были, по-видимому, очень толстыми, потому что он
ничего не слышал, пока не раздался звук осторожно отодвигаемого засова. Он
лег на скамейку и притворился, что крепко спит. Второй засов. Третий. Дверь