"Мариан Брандыс. Адъютант Бонапарта (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

королем костела в честь знаменательного события.
Но праздничное настроение с утра начали омрачать дурные приметы. Королю
не успели вовремя сшить церемониальной мантии, затканной белыми орлами. По
городу ходили странные и тревожные слухи. На улицах было больше, чем
обычно, дозорных и патрульных, что возбуждало всеобщее беспокойство. Двор
был засыпан анонимными угрозами и донесениями о готовящемся покушении на
монарха. Перепуганный король Станислав-Август собирался ехать в город, как
на войну, - причастился и написал завещание. Было даже предложено, чтобы
окна во всех домах во время проезда короля были закрыты.
Другие советовали нести перед королем Священное писание в надежде, что
оно убережет его.
Во время торжества дважды налетала буря. Известный польский писатель и
публицист Юлиан Немцевич, будучи очевидцем всего этою, писал: "Я не
суеверен и примет не признаю, но тут скажу, что, когда король, положив под
краеугольный камень при закладке костела разные деньги, на коих он сам
чеканен был, взял кельню и принялся известь бросать, то день, до той поры
ясный и погожий, вдруг омрачился и налетел резкий ветер с дождем. Многие
тотчас же приняли это за дурное предзнаменование для конституции".
Но все это не смогло испортить настроения варшавянам. "Никогда Варшава
не была столь людной и праздничной, - вспоминает современник. - Все были
исполнены радости и надежды. Это был последний день Помпеи, веселящейся
перед угрожающим ей вулканом, который должен был навсегда погрести ее".
Вечером в переполненном зале театра Богуславского в присутствии короля
была поставлена новая трагедия "Казимеж Великий". Каждый политический
намек этого не очень удачного произведения встречали неистовыми овациями.
Когда играющий Казимежа Великого популярный актер Овсинский произнес:
"Коль надо будет, стану во главе народа моего", Станислав-Август
перегнулся из ложи и воскликнул: "Стану и всего себя отдам!"
Патриотическая публика откликнулась на эту королевскую декларацию бурей
долго несмолкаемых рукоплесканий и возгласов.
Не знаю, был ли капитан Юзеф Сулковский в этот вечер в театре. Но если
был, то во время кампании в Литве он не раз с горечью вспоминал
театральный жест своего верховного главнокомандующего.
Назавтра, после торжеств 3 мая, грянул первый гром.
Прусский король Фридрих-Вильгельм II, считавшийся сторонником
конституционного лагеря, уведомил польское правительство официальной
нотой, что если поляки собираются силой оружия отстаивать конституцию, то
на помощь Пруссии пусть не рассчитывают. Спустя несколько дней Екатерина
II - "августейшая гарантка" магнатских свобод - приказала своим войскам
вторгнуться в пределы Речи Посполитой.
Короткая отчаянная война 1792 года усугубила разочарование нашего
героя. В позднейшем описании литовской компании он с присущей ему страстью
возмущается полнейшей неподготовленностью страны к обороне и поразительной
бездарностью полководцев. Этот первый труд на военную тему, основанный на
собственном опыте, полный патриотической боли, демонстрирует незаурядные
таланты прирожденного стратега и тактика.
Скромный капитан линейной части охватывает мысленным взором весь театр
воеыныйх действий, отлично знает настроения офицеров и солдат, детально
анализирует ошибки каждого приказа и каждой операции, можег
противопоставить стратегическим концепциям самых высших командиров