"Александр Бражнев. Школа опричников " - читать интересную книгу автора

вспомнили о полной невозможности для советского человека не только
протестовать, но и признаваться в том, что какой-нибудь пустяк ему не по
душе. Если этот "пустяк" - действие властей предержащих.
Я сделал для себя вывод: легенду надо повторять в уме почаще, и не
ошибся, потому что кое-кто из нас жестоко поплатился за легкомысленное
отношение к подробностям своей "биографии".
Всякого рода занятиями - класс, лекция, строй, собрание,
самоподготовка - мы были загружены до отказа. Но долгое время мы,
изголодавшиеся от недоедания, утешались обильным и вкусным рационом школы.
Вот примерный дневной рацион. Первый завтрак - пол-литра какао или сладкого
кипяченого молока с куском торта. Второй завтрак - тарелка поджаренной
гречневой каши или залитой сливочным маслом лапши, отбивная или рубленая
котлета, кружка сладкого чая. Хлеб всегдa свежий, только белый и в
неограниченном количестве. Обед из трех-четырех блюд: суп, щи или борщ, с
большим количеством мяса, можно было есть, сколько хочешь; жаркое с
гарниром, кисель, компот, мороженое. Первый ужин: гречневая каша, картошка с
мясом, вареные фрукты. Второй ужин: сладкий чай, 50 граммов сливочного
масла, торт или печенье, свежие фрукты. Чувствовалось, что наше питание
продумано и научно обосновано. Буфет при столовой имел все, что можно найти
в лучшем гастрономическом магазине, но - по половинной цене.
Трудно сказать, почему курсанты выглядели все-таки неважно: может быть,
нервное напряжение?...
Наш - младший - курс был разбит на два взвода, каждый взвод - на две
учебные группы по 25 человек. Старший курс числился за первым дивизионом,
младший - за вторым. Я попал в 6-ю группу.
Деление на группы производилось по степени подготовленности курсанта.
Например, на младшем курсе наиболее сильной была 5 группа (приравнена к семи
классам семилетки), за нею шла 6 (шесть классов семилетки), затем - на
уровне низшей школы или пяти классов семилетки - шли 7 и 8 группы. По
окончании школы выдавалось свидетельство-аттестат с указанием только
общеобразовательных дисциплин, но каждый получал звание (чин) сержанта
госбезопасности, или, в переводе на армейские чины, лейтенанта.
Занятия шли своим чередом, и наша жизнь приобрела тот тон однообразия,
какой свойственен всякой военной школе. Однажды ночью в эту по часам
рассчитанную жизнь внесено было нечто неожиданное - тревога. Ударил гонг. Я
проснулся и вскочил. "Боевая тревога!" - мелькнуло в моем сознании бывшего
командира Красной Армии. Я быстро оделся, схватил с вешалки шинель и,
застегиваясь на бегу, снял с пирамиды винтовку и противогаз. Выбежал в
коридор и стал в строй первым. Командир взвода немедленно отметил время моей
явки. Быстро подбегали и становились другие, явка которых тоже отмечалась. В
общем же первый опыт тревоги был, по выражению командира взвода, "ни к
черту", - последний курсант стал в строй только через 12 минут, а некоторые
не успели захватить ремней или же забыли закрыть затворы винтовок. После
этой пробы тревоги стали делать через сутки, приучая нас к более "веселому"
быту. Иной раз поднимали и дважды за ночь. В результате мы стали
укладываться в 5 минут, привыкнув к установленному способу укладки одежды
так, чтобы ее было удобней брать и надевать на себя. Но, конечно, это
постоянное ожидание подъема лишало сна.
Мы уже не могли жаловаться на скуку, но с каждым днем наша подготовка
становилась все серьезней, начальство все требовательней. Как-то был отменен