"Александр Бражнев. Школа опричников " - читать интересную книгу автора

Оратор начал с того, что вот, мол, товарищ Сталин хочет усилить ряды
чекистов людьми с производства и из армии. Не связывая этой мысли с
последующим, оратор заговорил с деланной задумчивостью.
Он как бы анализировал наш практический опыт с большой
снисходительностью: еще не освоились и натолкнулись на примеры того, как
работает враг народа в среде самих чекистов. Он осторожно нападал на
оперуполномоченных, которые вольно или невольно играют на руку
контрреволюции. Не все, конечно, но некоторые. Применяя насилие к
подследственным, некоторые чекисты допускают политические ошибки (он
говорил: "ляпсусы").
- Мы их за это по головке не погладим, - говорил он, - мы, товарищи, не
можем допустить насилие как систему. Но в то же время, товарищи, встречаются
случаи, когда вовсе без принуждения обойтись нельзя. Ваша малоопытность еще
мешает вам различать, когда насилие необходимо (он подчеркнул это слово) и
когда оно - преступление. Наш железный сталинский нарком, товарищ Ежов, учит
нас уметь различать злостных и упорных от невинных. Злостных и упорных мы
должны выводить на чистую воду именно потому и затем, чтобы спасать
невинных, запутавшихся.
Все, что он говорил, было довольно-таки туманно, и мы прекрасно
осознавали и фальшивый тон, и фальшивую логику ораторствования представителя
НКВД.
- Я думаю, товарищи, - закончил он, - что все должно остаться в
строжайшей тайне. Хоть одно слово за стены школы, и виновному не
поздоровится.
Этот тон и смысл этой фразы были нам более понятны, и начальнику школы
было уже легче говорить о происходящем в нашей среде тоном приказа. Он
требовал "прекращения разговоров", а кроме того, предложил нам докладывать
лично ему или его заместителям обо всем, что мы встретим предосудительного,
с нашей точки зрения. Обещан был подробный разбор и быстрое реагирование.
- Мы виноваты во всем, - разводил он самокритику, - мы не предупредили
вас, не проинструктировали как надо. До сих пор ничего подобного не было.
Вы - новый материал в школе, очень разношерстный, пестроватый.
Сделав ряд ничего хорошего не обещающих намеков по адресу младшего
курса, начальник школы сказал, что практика прекращается, так как мы, вместе
со всей страной, должны будем включиться в кампанию по выборам в Верховный
Совет. Затем собрание было закрыто. Курсанты полностью восприняли главное в
речах обоих ораторов: надо помалкивать. Разговоры помаленьку сошли на нет,
но и тема была, собственно говоря, исчерпана - мы пересказали друг другу
все, чему были свидетелями в дни "практики". Возбуждение улеглось, но отрава
гнездилась где-то в глубине сознания и не могла не отразиться на самом
складе нашего быта.
До этого урока мы немало мальчишествовали, ведя себя, как ученики
младших классов обычной школы. У нас не было страха, подавляющего волю. Иной
раз мы близко подходили к запретной черте, но ничего серьезного не
случалось. Поясню примером. Был у нас курсант Мирошниченко. На одном из
вечеров "самодеятельности" он читал стихи казахского певца Джамбула,[7]
что-то вроде:

Джамбул, ты орден получил,
Тебя народ им наградил.