"Александр Бражнев. Школа опричников " - читать интересную книгу авторалюдей!
- Молчать! Агитировать меня вздумал? Или их, что ли, они тебе помогут, курсанты? Я тебя научу, сволочь! По знаку младшего лейтенанта стоявший у дверей рядовой подошел к заключенному и потащил его к стулу, что напротив мраморной доски. Вдвоем с Фридманом они усадили арестованного, надели ему на голову железный обруч и стали сжимать голову этим обручем. - Признаешься? - Нет. Делайте, что хотите. Фридман включил обруч посредством провода, и обруч начал сжиматься сам по себе. После некоторой паузы спросил: - Будешь признаваться?.. Ответа не последовало. Выключили и ослабили обруч. Арестованный сидел, уставив глаза в одну точку. Подали воды. Он очнулся. Фридман дал ему дымящуюся папиросу, но после второй затяжки вырвал ее, закричав: - Признаешься, гадина, спрашиваю? - Нет. - Включить! И поставте браслеты. Обруч сжимался, помощник Фридмана начал возиться около пыточной машины. Из пола торчали два крючка на расстоянии в полметра один от другого. Посредине ввинчено кольцо. Ступни истязаемого туго прикрепили ремнями к крючкам, - ноги приросли к полу. - Привязать зад к стулу! Так. Протянуть шнур. На стене - ролик с намотанным на него шнуром, конец которого проткнули сквозь кольцо в полу и прикрепили к обручу. арестованного пригибалась к полу. Курсант Кошкин не выдержал. Он подбежал к Фридману и с размаху ударил его по физиономии. Поднялся шум. Арестанта освободили. Трое вбежавших в комнату чекистов увели его. Нас отправили домой... Майсюк говорил горячо, порою - со злобой и заметно не владея собой. Поднявшись с места, он крикнул: - Нет! Я все-таки иду к начальнику школы, - и вышел из комнаты. Едва Майсюк вышел, как появился курсант Кошкин, о котором мы знали, что он был взят под арест сразу по возвращении с "практики". - Ну, как? - бросились мы к нему. - Хорошо, товарищи. Мне бояться нечего, мое социальное положение ясное и чистое. На "губе" (так называлась у нас гауптвахта) был у меня сам начальник школы. Я все ему рассказал. Он выслушал меня и велел освободить. С Фридманом он еще потолкует - так это дело мерзавцу не пройдет. Едва ли кто из нас мог предполагать такие последствия нашей первой практики "допросов". Во всяком случае, мы были отчасти рады, что сумели показать "я" и что с нами, как будто, считаются - освободили же Кошкина! Не только теперь, когда минувшее может казаться не столь ужасным, каким оно было в действительности, но и тогда я сделал вывод: люди остаются людьми, пока всею тяжестью социалистического государства не выдавит из них человечное тоталитарная система, продуманная и жестокая. Ведь большинство курсантов было потрясено "практическими занятиями" и негодовало! Есть, однако, и как бы готовые экземпляры, есть люди-звери, легко вступающие в ряды палачей. С ними нет особой необходимости долго возиться |
|
|