"Александр Бражнев. Школа опричников " - читать интересную книгу автора

людей!
- Молчать! Агитировать меня вздумал? Или их, что ли, они тебе помогут,
курсанты? Я тебя научу, сволочь!
По знаку младшего лейтенанта стоявший у дверей рядовой подошел к
заключенному и потащил его к стулу, что напротив мраморной доски. Вдвоем с
Фридманом они усадили арестованного, надели ему на голову железный обруч и
стали сжимать голову этим обручем.
- Признаешься?
- Нет. Делайте, что хотите.
Фридман включил обруч посредством провода, и обруч начал сжиматься сам
по себе. После некоторой паузы спросил:
- Будешь признаваться?..
Ответа не последовало. Выключили и ослабили обруч. Арестованный сидел,
уставив глаза в одну точку. Подали воды. Он очнулся. Фридман дал ему
дымящуюся папиросу, но после второй затяжки вырвал ее, закричав:
- Признаешься, гадина, спрашиваю?
- Нет.
- Включить! И поставте браслеты.
Обруч сжимался, помощник Фридмана начал возиться около пыточной машины.
Из пола торчали два крючка на расстоянии в полметра один от другого.
Посредине ввинчено кольцо. Ступни истязаемого туго прикрепили ремнями к
крючкам, - ноги приросли к полу.
- Привязать зад к стулу! Так. Протянуть шнур.
На стене - ролик с намотанным на него шнуром, конец которого проткнули
сквозь кольцо в полу и прикрепили к обручу.
- Включить! - и ролик начал вращаться, стягивая на себя шнур, голова
арестованного пригибалась к полу.
Курсант Кошкин не выдержал. Он подбежал к Фридману и с размаху ударил
его по физиономии. Поднялся шум. Арестанта освободили. Трое вбежавших в
комнату чекистов увели его. Нас отправили домой...
Майсюк говорил горячо, порою - со злобой и заметно не владея собой.
Поднявшись с места, он крикнул:
- Нет! Я все-таки иду к начальнику школы, - и вышел из комнаты.
Едва Майсюк вышел, как появился курсант Кошкин, о котором мы знали, что
он был взят под арест сразу по возвращении с "практики".
- Ну, как? - бросились мы к нему.
- Хорошо, товарищи. Мне бояться нечего, мое социальное положение ясное
и чистое. На "губе" (так называлась у нас гауптвахта) был у меня сам
начальник школы. Я все ему рассказал. Он выслушал меня и велел освободить. С
Фридманом он еще потолкует - так это дело мерзавцу не пройдет.
Едва ли кто из нас мог предполагать такие последствия нашей первой
практики "допросов". Во всяком случае, мы были отчасти рады, что сумели
показать "я" и что с нами, как будто, считаются - освободили же Кошкина!
Не только теперь, когда минувшее может казаться не столь ужасным, каким
оно было в действительности, но и тогда я сделал вывод: люди остаются
людьми, пока всею тяжестью социалистического государства не выдавит из них
человечное тоталитарная система, продуманная и жестокая. Ведь большинство
курсантов было потрясено "практическими занятиями" и негодовало!
Есть, однако, и как бы готовые экземпляры, есть люди-звери, легко
вступающие в ряды палачей. С ними нет особой необходимости долго возиться