"Илья Яковлевич Бражнин. Мое поколение " - читать интересную книгу автора

значит, вам больше не нужен.
Она водит карандашом по тетрадке. Карандаш блуждает в лабиринте модулей
и коэффициентов. Он как слепой, он как Илюшины пальцы, бесцельно цепляющиеся
за пряжку гимназического ремня. Он сломался наконец - этот блуждающий
карандаш.
Аня медленно опускает голову на тетрадку и говорит совсем тихо:
- Вы мне нужны. Теперь-то вы мне и нужны.
Ему не видно её лица.
Он видит только её затылок, нежно опушенный золотом. Пальцы его
застывают на пряжке. Она расстегивается. Ремень медленно сползает с куртки.
Илюша ловит его и плотно, с излишней тщательностью застегивает. Он уходит. У
порога он останавливается. Она не провожает его, как делала это обычно. Она
всё сидит у стола, опустив лицо в тетрадку. По лицу скользит вздрагивающая,
как свет, улыбка. Глаза наполняются влагой.
Он бежит по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Он проносится
мимо оторопевшей бабки Раисы и выскакивает на улицу, на мороз, на ветер.
Впрочем, ни мороза, ни ветра для него не существует - шинель расстегнута,
фуражка, вопреки строжайшим гимназическим правилам, лихо сдвинута к макушке.
Он выбегает на набережную.
Возле перил, отделяющих набережную от реки, смеется девушка. Около неё
три гимназиста. Он не видит их лиц, не слышит, как его окликают. Он
пробегает мимо и останавливается только тогда, когда на плечо его ложится
чья-то легкая рука. Он оборачивается. Перед ним Альма Штекер. Она дышит
прерывисто и часто. Шубка распахнута, тугую грудь плотно обтягивает белый
свитер. Яркие на морозе губы открывают двойной рядок зубов. Они белы как
снег.
- Ух, как вы мчитесь. Еле догнала, - говорит Альма, вскидывая на него
лукавые зеленые глаза.
Губы её вздрагивают в дразнящей усмешке. Глаза темнеют. Она прерывисто
придвигается к Илюше вплотную, лицо к лицу, и хватает его за отворот шинели:
- Вы от Аньки? Да? Я нарочно пришла сюда. Вас подстеречь. Смотрите, вы!
Она грозит ему пальцем. Он отступает. Но она тянется за ним следом -
грудью, всем корпусом. Она дышит в его лицо густой и пряной теплотой.
- Премудрый гимназист, - шепчет она, - премудрый гимназист. Я люблю
вас. Слышите? Я люблю вас. Скажите, как будет по-латыни - я люблю вас? Ну?
Она тянет его к себе. Он вырывается и, убегая, слышит за спиной звонкий
девичий смех. Снег скрипит под ногами. Следом за ним по пустынным
заснеженным улицам мчится хрусткое морозное эхо его шагов и чуть слышная
издалека песня:
В гареме нежится султан,
султан, султан.
Ему счастливый жребий дан,
жребий дан.
Он может целый век любить.
Ах, если б мне султаном быть,
султаном быть.
Ширвинский дирижирует хором. Он выпевает тенорком в самое ухо Альмы:
Ему счастливый жребий дан.
Альма закрывает ему рот рукой. Она молчит. Ширвинский наклоняется к
ней: