"Бертольд Брехт. Дела господина Юлия Цезаря (Фрагмент романа)" - читать интересную книгу автора

собственные приходо-расходные книги. Известно, что ни в одной одежде нет
стольких карманов, сколько в мундирах полководцев. Но одежда наместников
состояла из одних только карманов. Когда эти господа вступали на родную
землю, от монет, которыми были набиты их карманы, раздавался такой звон, как
если бы они вступили на нее в боевых панцирях, при мече и шлеме. Корнелий
Долабелла и Публий Антоний, против которых выступил молодой Ц., погрузили на
суда половину Македонии.
Таким путем, естественно, нельзя было наладить ничего сколько-нибудь
достойного именоваться торговлей. После каждой войны в Риме наступала волна
банкротств и прекращения платежей. Каждая победа наших войск означала
поражение Сити. Триумфы полководцев превращались в триумфы над народом.
Горестные вопли после завершившего Пуническую войну сражения при Заме
раздавались на двух языках. То были вопли и пунических и римских банкиров.
Сенат прирезал дойную корову. Вся система насквозь прогнила.
В Риме говорилось об этом во всеуслышание. Во всех цирюльнях открыто
толковали о гнилости сената. И даже в самом сенате толковали о
"необходимости коренного морального возрождения". Катону-младшему будущность
трехсот семейств представлялась в самом мрачном свете. Он решил что-то
предпринять для восстановления их доброй славы и явился в подчиненные ему
города Сардинии, куда его назначили наместником, пешком и в сопровождении
всего лишь одного слуги, несшего за ним мантию и чашу для жертвоприношений,
а прежде чем вернуться с поста наместника в Испании, продал своего боевого
коня, так как не считал себя вправе поставить в счет государству стоимость
перевозки. На его несчастье, корабль настигла буря, все приходо-расходные
книги потонули, и он до конца своих дней плакался, что не может никому
доказать, как честно вел он там свои дела. Он понимал, что ему никто не
поверит. Сити ни в грош не ставило "благой пример" и моральные прописи. Оно
знало, что на самом деле нужно: государственные должности должны быть
платными.
Дело в том, что эти господа исправляли свою должность, так сказать,
почета ради. Брать деньги за работу казалось им зазорным. А при столь
возвышенных идеалах им, разумеется, не оставалось ничего другого, как
воровать. И они воровали: воровали хлеб, поступавший в порядке налога из
провинций, воровали на дорожном строительстве, воровали воду из городского
водопровода.
Сити, как уже сказано, поступило вполне разумно. Оно снеслось с купцами
в завоеванных провинциях и надоумило их начать тяжбы. И пошли тяжбы. Даже
сам Цицерон, главный рупор Сити, вел несколько процессов по поручению
сицилийских фирм.
Но со временем наши господа из сената применились к процессам, как
применяются к дождю: надеваешь плащ. Вместо того чтобы воровать помногу у
немногих, они стали красть у многих понемногу. А когда им все же грозил
процесс, они грабили все подчистую. На ведение процесса нужны деньги. А
потому они ставили в счет тем, кого грабили, еще и предполагаемую стоимость
процесса. Тогда богатые демократические клубы в Риме стали финансировать
процессы против сенаторов-грабителей, то есть против самых наглых из них,
тех, что не стеснялись прижимать даже римских купцов в провинциях. Процессы
в какой-то мере дискредитировали сенат, а главное, молодые юристы набивали
себе руку на такого рода делах. Тут одними остроумными речами не
отделаешься. Адвокату нужно было найти и натаскать свидетелей, уметь сунуть