"Андре Бретон. Надя " - читать интересную книгу автора

бесполезно продолжавшийся после полудня. К тому же Надя опоздала, а я не
ожидал от нее ничего исключительного. Мы фланируем по улицам, вместе, друг
подле друга, но очень по отдельности. Она несколько раз повторяет, отчетливо
выделяя каждый слог: "Время - задира. Время - задира, ибо всему свой час".
Мне не хватает терпения наблюдать, как она читает меню на дверях ресторанов
и жонглирует названиями разных блюд. Мне скучно. Мы идем по бульвару Мажента
мимо "Сфинкс-отеля". Она указывает мне на эту светящуюся надпись, слова
которой помогли ей решиться спуститься туда в первый вечер в Париже. Она
прожила здесь несколько месяцев, не принимая никого, кроме Большого Друга,
которого считали ее дядей.

12 октября. Отчего бы Максу Эрнсту, которому я рассказывал о Наде, не
нарисовать ее портрета? Мадам Сакко, ответил он, видела на его пути некую
Надю или Наташу, которая будет внушать ему антипатию и которая - это
буквально ее собствен-

226

ные слова - может причинить физическую боль его любимой женщине; этого
противопоказания показалось нам достаточным. Чуть позже четырех в кафе на
бульваре Батиньоль я в очередно! раз делаю вид, что заинтересован письмами
Г., полными каких-то молений и глупых стихотворений "а-ля Мюссе". Потом Надя
передает мне рисунок - я впервые увидел нарисованное ее рукой, - который она
сделала на днях в "Режанс", ожидая меня. Она разъясняет некоторые элементы
этого рисунка, за исключением прямоугольной маски, о которой она ничего не
может сказать, кроме того, что ей так показалось. Черная точка в середине
лба - это гвоздь, на котором он висит; в начале пунктира расположен крючок;
черная звезда в верхней части воплощает идею. Но самый главный интерес для
Нади - хотя я не мог заставить ее объяснить почему - представляет
каллиграфически написанная буква L. После ужина, когда мы гуляем вокруг сада
Пале-Ро-яля, ее мечтания принимают мифологический характер, что было для
меня абсолютно ново. С большим искусством, достигая даже некоей очень
странной иллюзии, она создает образ Мелюзины25. Потом спрашивает в упор:
"Кто убил Горгону, скажи мне, скажи". Мне все трудней и трудней уследить за
ее разговором с самой собой, который благодаря длинным паузам становится для
меня просто непереводимым. Я предлагаю ей для разнообразия уехать из Парижа.
Вокзал Сен-Лазар: мы думали отправиться в Сен-Жермен, но поезд уходит прямо
на наших глазах. Поэтому мы вынуждены битый час слоняться по холлу. Тотчас
же, как на днях, вокруг нас начинает бродить какой-то пьяница. Он жалуется,
что не знает дороги, и просит вывести его из вокзала. Надя наконец
становится ближе. Теперь она утверждает, что все, даже самые торопливые,
действительно оборачиваются на нас и смотрят не на нее, но именно на нас.
"Они не могут этому поверить, видишь ли, они не могут прийти в себя, видя
нас вместе". Когда мы сели в вагон и оказались одни, ко мне вернулось все ее
доверие, все ее внимание, вся ее надежда. Что если нам выйти в Ве-зине? Она
подсказывает, что мы могли бы немного прогуляться в лесу. Почему бы и нет?
Но когда я ее целую, она внезапно вскрикивает: "Там (показывая мне верхнюю
часть портьеры) кто-то есть. Я только что отчетливо видела перевернутую
голову". Я пытаюсь хоть как-то ее ободрить. Через пять минут - то же самое:
"Я же говорю тебе, там кто-то есть, на нем фуражка. Да нет же, это не