"Тадеуш Бреза. Стены Иерихона (роман, послевоенная Польша)" - читать интересную книгу автора

- Та самая, не та самая, - с выражением брезгливой скуки на лице тянул
свое офицер, - все равно. Что у нас с ними общего.
Мне что те старые поляки, что новые; если взять пороки, то нам не в чем
себя винить, только вот где это записано, что мы им чего-то задолжали? Мы
влезли в новое дело, бьы тут лет сто назад хозяин с той же фамилией, кузен
не кузен, можно ему, чтоб не позабыть о нем, и памятник поставить, но
копаться во всем этом старье! Да еще надрываться! Такой прорехи не
залатаешь. Махнуть надо рукой на давние заботы, в которых ничегошеньки-то
сегодня не разберешь. Зачем себя обманывать.
Все это Ельскому было уже не по вкусу. Творить чудеса смелой мыслью-это
его роль, а не какого-то захудалого офицерика, который пыжится тут перед
ним сделать что-то подобное.
Посмотрите-ка! И он туда же, еще Ельского собирается загнать в угол!
- Правительства не было, - подчеркнуто возразил он, - но был народ.
Если был народ, то была история. Все время был народ, и продолжалась
история. Так что перерывов не было.
Козиц добродушно расхохотался. Сколько же он такой болтовней людям
кровушки попортил.
- Были, - изрек он тоном глубокого и наивного убеждения. - История
возрождалась, как только народ восставал. Он создавал власть, армию,
правительство. И тогда, согласен с вами, начиналась история. А вот без
этого, теперь согласитесь-ка и вы со мною, истории нет. Ведь история-это
министры, это сейм, это политика, вообще всякое руководство. То, что
записано в документах. Лишь из них и получается история. Народ, видите ли,
- это море. А история-это то, что сверху.
Он потрогал пальцами книжку на столике, потом поднес их к носу, понюхал.
- Я, кажется, унюхал, зачем вы едете!
Ельский не знал, что и отвечать.
- И даже завидую вам. Клиента вы не обидите. Чудесная работенка. Не то
что, знаете ли, моя-живых выдавать и закапывать.
Он отвернулся к окну. Покосившиеся домики, лоскутные поля, снова толпа
избенок, несколько мужиков на минуту замерли, глазея на поезд, потом
разбрелись. Козиц смотрел на людей, ибо что ни человек-то человек. Только
в нем и реальность.
Остальное на земле-это косметика. Немного ее больше или меньше, так или
чуть по-иному она наложена, мне все равно, любил говорить Козиц. И говорил
правду. Ничего иного он в жизни не искал, ни на чем ином не задерживал
взгляда-люди, только люди. Одежда, пусть она будет удобной; автомобиль,
так пусть он тебя возит; мебель, картины поставить или повеситьдело
хорошее, но стоит ли на все это пялить глаза? Не упадет же!
Так и книги. Нельзя сказать, чтобы Козиц никогда и ничего не читал.
Читал, и с охотой! Но кому это нужно, чтобы об этом без конца долдонить.
Уж лучше тогда поговорить об отражении в воде! Взглянешь-подрагивает
темно-зеленое лицо. Вот оно.
Отходишь, уносишь свое с собой, вода забирает свое, и говорить не о
чем. Можно ли сказать больше о книгах? Только когда встретятся два
человека, тогда и рождается мир. Все остальноеовощи, смеялся Козиц, а
человек-это мясо.
И вот ему как раз и выпало стать гончим псом, выслеживающим людей,
бросать их в тюрьмы или отправлять на виселицу.