"Томас Бриджер. Маленький большой человек " - читать интересную книгу автора

веривших в традиционные христианские запреты. И тут как гром с неба - мой
родитель решил отправиться в Юту и стать мормоном. Среди прочего его
воображение пленяла мормонская идея о том, что мужчине подобает иметь много
жен. Как я уже говорил, отец одобрял все, кроме жевания табака,
сквернословия и т. д. Самому ему вовсе не приспичило завести себе еще одну
жену, но все дело было в принципе. Поэтому мама не особенно тревожилась. Это
была маленькая хрупкая женщина с невинным круглым веснушчатым личиком. В тот
день, когда отец пришел в крайнее возбуждение от своего решения и отказался
идти проповедовать в салун, она заставила его раздеться и залезть в бочку с
горячей водой, где долго терла ему спину мочалкой, что четверть часа спустя
успокоило его окончательно.
Итак, отец отвез нас в Индепенденс, штат Миссури, купил там повозку и
волов, и мы отправились в путь по калифорнийской дороге. Ежели память мне не
изменяет, это была весна 1852 года, но нам навстречу то и дело попадались
бедолаги, поднятые на ноги "золотой лихорадкой", разразившейся аж в сорок
восьмом, и теперь безнадежно оказавшиеся в самом ее хвосте. Прошло изрядно
времени, прежде чем из попутчиков не образовался небольшой караван из семи
повозок и двух верховых лошадей. Люди сдуру избрали отца своим вожаком, хотя
он и не имел ни малейшего представления о путешествиях через равнины, в
отличие от меня, наслушавшегося душераздирающих рассказов одного китайца,
который работал несколько лет назад по шестнадцать часов в день на
строительстве железной дороги Сентрал-Пасифик. Видимо, единственным способом
заставить отца заткнуться и не разражаться ежеминутно громогласными
пророчествами было сделать его главным. Кроме того, каждый вечер,
останавливаясь на ночлег, все собирались в кружок вокруг огня и усердно
молились: как и многие другие, пожертвовавшие всем во имя великой идеи, они
часто теряли последнюю надежду. Мне следовало бы привести здесь в качестве
примера какую-нибудь из отцовских проповедей, но, во-первых, с тех пор
минуло уже сто лет, а во-вторых, читателю, сидящему в мягком кресле или на
диване, она мало что скажет, поскольку произнесена была ночью, в необъятной
прерии, у потрескивающего костра, дым которого отдавал чем-то сладким,
поскольку вместо дров в нем горели сухие бизоньи лепешки. Она прозвучала бы
просто нелепо, поскольку не было в ней истинного вдохновения, а лишь слова,
которые действовали на измученных людей скорее одним своим звучанием, чем
смыслом... хотя трудно сказать, ведь я был тогда всего лишь ребенком. Но
самое странное заключалось в том, что в чем-то мой отец походил на индейца.
Индейцы. Часто, очень часто, пересекая Небраску, мы встречали небольшие
группки индейцев пауни. Для меня, мальчишки, они были просто краснокожими
аборигенами и страшно мне нравились, поскольку шли, куда хотели, без
какой-либо определенной цели.
Обычно они придерживали своих лошадей в четверти мили от каравана и
некоторое время следовали за ним, а затем подъезжали ближе и клянчили еду.
Взрослые страшно досадовали, что от них невозможно отделаться, просто
протянув из окна повозки кусок бекона или сахара, не останавливая при этом
караван. Нет, больше всего на свете индейцы любили кофе, и приходилось
разводить огонь и готовить густой ароматный напиток. Уверен, если бы мы
этого не делали, мы бы не уехали далеко. Ничто так не выводит индейцев из
себя, как равномерное целенаправленное движение. Именно поэтому они не
только не изобрели колеса, но и не приняли его, когда увидели у белых людей.
Короче говоря, держались они с нами довольно дружелюбно, не упуская, однако,