"Поппи Брайт. Рисунки на крови" - читать интересную книгу автора

рисунок. Одна его рука легко лежала.на спине Трева,другая нервно выстукивала
по столу - длинные пальцы, такие же длинные и худые, как у Сэмми, под
бледной кожей видны голубоватые вены, серебряное обручальное кольцо слишком
свободно болтается на безымянном пальце. На мгновение Тревор испугался, что
папа отберет рисунок, отберет весь блокнот; он чувствовал себя так, как
будто его поймали за чем-то нехорошим.
Но папа только поцеловал Тревора в макушку:
- Ты нарисовал офигенного джанки, дружок, - прошептал он.в рыжеватые
волосы Тревора.
А потом молча, будто призрак, ушел с кухни, не взяв пива или воды или
еще зачем он туда пришел, оставив своего старшего сына переполненным
наполовину гордостью, наполовину - ужасным загадочным стыдом.
Тщательно прорисованные пальцы на левой руке Сэмми расплылись: капля
влаги, упавшая на лист, заставила тушь кровить и завиваться. Тревор тронул
влажное место, потом поднес палец к губам. Солоно. Слеза.
Папина или его собственная?
Самое плохое случилось на следующей неделе. Как выяснилось, папа все же
не просто так сидел в своей маленькой тесной студии. Он наконец закончил
рассказ, маленький, всего на страницу длиной, и отослал его в одну из своих
изданий. Тревор не помнил, что это было - "Зэп!" или "Свобпресса" или еще
какая, - он временами в них путался.
Газета рассказ отвергла. Папа читал письмо вслух глухим, с издевкой,
голосом. Решение было трудным, писал редактор, учитывая его репутацию и то,
насколько само его имя повышает тиражи. Однако ему, редактору,
представляется, что рассказ не дотягивает до уровня предыдущих вещей папы, и
он полагает, что публикация его повредит и газете, и папиной карьере.
Это было самое мягкое, что решился сказать редактор, имея в виду "твой
комикс просто дерьмо".
На следующий день папа пешком сходил в город и позвонил издателю
"Птичьей страны". Рассказы к четвертому выпуску запаздывали более чем на
год. Папа сказал издателю, что рассказов больше не будет - ни сейчас, ни
потом. Потом он повесил трубку и прошел милю через весь город до винного
магазина. К тому времени, когда он дошел домой, он уже почал галлоновую
бутыль бурбона.
Мама все чаше стала задерживаться в городе после работы - то выпить
пару стаканов вина с другими натурщицами, то на чьем-то флэте, чтобы
покурить. Папе это не нравилось, он даже отказался курить косяк, который она
привезла ему в подарок от своих друзей. Мама сказала, что им бы хотелось
познакомиться с ним и детьми, но папа потребовал, чтобы она их сюда не
звала.
Однажды Тревор поехал с мамой в Рейли, Он захватил с собой блокнот и
сидел в уголке просторной светлой студии, в которой пахло растворителем и
угольной пылью. Грациозно обнаженная мама стояла на деревянном подиуме в
передней части комнаты, а в перерывах шутила со студентами. Кое-кто из
студентов смеялся над ним, таким серьезным, скорчившимся над своим
блокнотом. Но смех их замер, когда они увидели, как похожи на самих себя на
его рисунках: девушка с волосами-сосульками в старушечьих очках,
примостившихся на горбатом носу, точно какое-то орудие пытки; унылоглазый
парень, чья клочковатая борода врастала прямо в воротник водолазки,
поскольку подбородка у него почти что не было.