"Поппи Брайт. Рисунки на крови" - читать интересную книгу автора

более раскаленную, чем мотор машины, ярость, которая не знала таких слов,
как "жена" и "сыновья".
И все потому, что папа не мог больше рисовать. Но почему? Как может
что-то, что было у тебя всю жизнь, что ты любил делать больше всего, просто
взять и уйти?
Распахнулась мамина дверца. Когда Тревор поднял глаза, се длинные ноги
в светлых джинсах были уже за порогом машины, и она смотрела на него поверх
спинки сиденья.
- Пожалуйста, присмотри за Диди пару минут. Почитай ему что-нибудь,
если у тебя есть настроение.
Дверца с лязгом захлопнулась, и вот она уже шагает по кромке травы к
дрожащей фигуре папы, натянутой как струна.
Тревор глядел, как она подходит к отцу, видел, как мамины руки обнимают
папу сзади. Он знал, что ее мягкие прохладные руки гладят папину грудь, что
она нашептывает какие-то бессмысленные утешения своим мягким южным говорком,
как Тревору или Диди, когда они просыпаются от ночных кошмаров. В его мозгу
возник фотоснимок родителей, стоящих под деревьями, картинка, которую он
запомнит надолго: его отец, Роберт Фредрик Мак-Ги, - худощавый, с острыми
чертами лица человек в солнечных очках и с взъерошенной рыжей шевелюрой,
топорщащейся на макушке, все линии его тела натянуты как скрипичная струна;
его мать, Розена Парке Мак-Ги, - стройная женщина, одетая настолько к лицу,
насколько позволяет мода: в полинялые расшитые джинсы и свободную зеленую
индейскую рубаху с крохотными зеркальцами по воротнику и рукавам, ее длинные
волнистые волосы заплетены в косу, свисающую до середины спины, толстую, как
канат, прошитый нитями ржи, кукурузы и осеннего золота.
Волосы у Тревора того же цвета, что и у отца. У Диди они еще
светло-светло шелковисто-золотенькие, цвета самых тоненьких волосков на
голове мамы, но мама говорит, что и у Тревора они были такими и что Диди,
вероятно, потемнеет, как Тревор, когда дорастет до его лет.
Тревор задумался, успокаивает ли там мама папу, уговаривая его, что не
важно, что машина сломана, что это хорошее место, чтобы остаться. Он так на
это надеялся. Потом он взял первое, что попалось ему под руку - комикс
Роберта Крамба, - и подвинулся на сиденье поближе к брату. Диди понимал не
все из того, что происходило в рисованных рассказах Крамба - если уж на то
пошло, Тревор тоже, - но рисунки нравились обоим мальчикам, оба они считали
девчонок с гигантскими задами очень смешными.
Еще в Техасе папа любил шутить, что у мамы классический крамбовский
зад, а мама в ответ швыряла в него диванной подушкой. Тогда у них дома был
большой удобный зеленый диван. Иногда Тревор и Диди подключались к боям
подушками. И если мама с папой были совсем укурены, кончалось все тем, что
они хохотали до упаду, и Тревор с Диди выходили победителями.
Папа больше не отпускал шуточек о мамином заде. Папа даже больше не
читал комиксов Роберта Крамба, он все их отдал Тревору.-И Тревор уже забыл,
когда они в последний раз дрались подушками.
Он опустил стекло, чтобы впустить внутрь пахнущий зеленью ветерок. Хотя
воздух все еще едко отдавал вонью перегревшегося мотора, он все же был
свежее, чем в самой машине, где пахло дымом, скисшим молоком и последним
"несчастным случаем" Диди: Потом Тревор стал вслух читать комикс, указывая
на каждое слово и заставляя Диди тоже его произносить. Брат все пытался
посмотреть, что делают мама с папой. Углом глаза Тревор увидел, что папа