"Поппи Брайт. Рисунки на крови" - читать интересную книгу автора

считал, что в Северной Каролине красиво - сплошные огромные старые деревья и
зеленые холмы. И длинные петляющие дороги, которые как черные ленты
разворачиваются из-под колес "рэмблера".
Мама, правда, рассказывала ему о месте, о котором она помнила с
детства, называвшемся вроде бы Дьяволов Пятачок. Тревор надеялся, что они
его не увидят. Дьяволов Пятачок - это такой круг посреди поля, на котором не
растут ни трава, ни, цветы, куда не заходят звери. Если бросить в этот круг
ночью мусор или палки, к утру они исчезнут, как будто их отшвырнуло
раздвоенное копыто и они приземлились аж в самом аду. Мама сказала, что
считается, будто Дьявол топчется по этому месту всю ночь, придумывая, какое
зло совершить на следующий день.
("Вот-вот, забивай им голову, черт побери, христианской дихотомией,
отрави им мозги", - сказал папа, и мама послала ему "птичку". Тревор очень
долго считал, что "птичка" это что-то вроде "пацифика" - может, означает,
что ты любишь Чарли Паркера, - и он ходил, счастливо показывая всем и
каждому "птичку", пока мама не объяснила ему, что это значит.)
Но Тревор решил, что даже Дьявола нельзя винить за то, что он хочет
здесь жить. Тревор думал, что это самое красивое место на свете.
Теперь они ехали через город. Дома казались старыми, но совсем не
страшными, как в Новом Орлеане. Большинство было из дерева, так что казались
уютными и добрыми. Он увидел старомодную бензоколонку и забор из колес от
повозки. На другой стороне улицы мама заметила группу подростков в бусах и
попиленной джинсе. Один парнишка отбросил за спину длинный роскошный хайер.
Постояв на тротуаре, ребята вошли в музыкальный магазин.
- Похоже, здесь есть какая-то своя тусовка. - Мама указала на них
папе. - Возможно, здесь стоит остановиться.:
- Да это ж Трахозадвиль. Ненавижу южные городишки -стоит тебе здесь
поселиться, и через три дня все уже знают, откуда ты, и на что живешь, и с
кем спишь. - Папа погладил рулевое колесо; потом его пальцы конвульсивно
сжались на баранке. - Думаю,мы таки доберемся до Нью-Йорка.
- Бобби, нет! - Мама положила руку на плечо папе. На солнце блеснули
серебряные кольца. - Ты же знаешь, что машина столько не протянет. Что, если
мы застрянем где-нибудь посреди трассы? Не хотелось бы идти стопом с детьми.
- Нет? Ты предпочитаешь застрять здесь? - Теперь папа отвлекся от
дороги, чтобы уставиться на маму через черные очки, скрывавшие его
светло-голубые глаза, так похожие на глаза Тревора. А вот у Диди глаза были
мамины - огромные и почти черные. - Что мы тут будем делать, Розена? А? Что
я буду делать?
- То же, что и везде. Рисовать. - Мама не смотрела на папу; ее рука все
еще лежала у него на плече, но голова была повернута к окну, она глядела на
Потерянную Милю. - Мы что-нибудь снимем, я найду какую-нибудь работу. А ты
будешь оставаться дома с детьми, и нажираться здесь будет негде, и ты снова
начнешь рисовать комиксы.
Было время, когда Трев встрял бы в разговор на стороне мамы, может,
даже попытался бы подбить на это Диди. Ему правда хотелось остаться здесь.
От одного вида этих мест внутри становилось так спокойно, а вовсе не
сдавленно и больно, как в Новом Орлеане и иногда в Техасе. Он видел, что и
мама здесь выглядит счастливой, во всяком случае, настолько, насколько она
теперь вообще бывала счастлива.
Но он был не настолько глуп, чтобы прерывать родителей, когда они