"Илья Бриз. Шмель над державой " - читать интересную книгу автора

прыгает. Это компьютер выкидывал почти неподвижные куски записи, пытаясь не
отставать от того мира. Внезапно глаза человека открылись, он откинул правой
рукой одеяло и стал ощупывать левую. Пальцы на ней как-то неуверенно
зашевелились. Затем они стали двигаться все быстрей и быстрей. Руки крепко
пожали друг друга. Правая рука потянулась вверх, что-то щелкнуло и экраны
стали белыми. Дима нетерпеливо шевельнул мышкой, и изображение опять
появилось. Но теперь оно было ярким и цветным. Егор Синельников сел и
принялся ощупывать свои ноги. Затем осторожно опустил их на пол и, держась
за спинку кровати обеими руками, попытался встать. Получилось. Продолжая
держаться за кровать, Синельников сделал маленький шажок одной ногой, затем
чуть больший другой и, отпустив спинку кровати и балансируя руками, пошел по
комнате. Каждый шаг был все уверенней и уверенней. Егор огляделся и, подойдя
к шкафу, на дверце которого было снаружи большое зеркало, стал внимательно
разглядывать свое отражение. Затем он улыбнулся, подошел к столу и включил
стоящий там радиоприемник. Появилось еле заметное малиновое свечение в
центре панели. Оно стало медленно наливаться все более ярким зеленым цветом.
Из приемника послышались шорохи и трески атмосферных разрядов. Внезапно
Николай дернулся к соседнему компьютеру и набрал что-то на клавиатуре.
Динамик приемника выдал низкий гул, тут же перешедший в свист. Пару раз тихо
пискнуло и затихло. Синхронно со звуками взмахнула крыльями ярко зеленая
бабочка на панели приемника.
- Слышишь меня, Женя? - тихо спросил Малышев.
- Отлично слышу, Колька! - тут же ответил Синельников, - Ребята, у нас
все получилось!
Лабораторию потрясли радостные крики. Екатерина с Ольгой опять в голос
заревели, улыбаясь сквозь слезы.

Глава 3.

Он бежал и никак не мог убежать от этой боли, которая, казалось,
затапливала его всего. Болела голова, болели руки и ноги. Стоп! Какие ноги?
Я же давно, целую вечность, безногий! Какие руки? У меня всего только одна!
Я уже никогда, совсем никогда, не пройду своими ногами по грешной земле, не
обниму своими руками женщину! Это "никогда" было самым страшным. Да и кто
теперь может посмотреть на тебя иначе, чем с жалостью!? На безногого,
однорукого инвалида!?
Но как же болит и чешется ампутированная рука! Чешется ампутированная
рука??? Как может чесаться то, чего нет? А ведь чешется! От этого странного
и удивительного несоответствия боль куда-то ушла и появилась неизвестно
откуда ленивая какая-то мысль: С чего это вдруг я безногий и однорукий? А
чем же я тогда обнимал податливую такую Любку? В голове был какой-то хаос. Я
ведь помню, как тогда мы бежали по зеленке, чтобы не дать оторваться чехам!
Каким таким чехам? Они же в Европах живут, а я там никогда не был? И границы
у нас с ними нет! Какая, к е... матери, граница? Эти гады у нас здесь, в
Чечне! Злость росла и ширилась. И мы стреляли и будем их стрелять, мочили и
будем их мочить в ... От этой злости я просыпаюсь. Открываю глаза. Темно, ни
хрена не видно. Как у негра в жопе.
Рука действительно чесалась. Клоп, наверное, укусил. Надо опять их
травить. Какие такие клопы в двадцать первом веке? Все страньше и страньше,
как говорила Кэрролловская Алиса! И тут я вспоминаю все!!! Я же в тридцать