"Герман Брох. Лунатики II 1903 - Эш, или Анархия ("Лунатики", #2) " - читать интересную книгу автора

не желает ли какой-нибудь господин из числа почтенной публики подняться на
сцену, чтобы стать перед черным щитом, то Эш наверняка бы согласился. Да,
для него это была почти что сладострастная мысль: он стоит там одинокий и
позабытый, а длинные ножи могут пришпилить его к щиту, словно какого-то
жучка, но ему все-таки пришлось бы, наверное, исправил он себя в мыслях,
повернуться лицом к щиту, ибо никакого жучка не пришпиливают брюшком кверху,
и мысль о том, что он повернулся бы к темной поверхности щита, не зная,
когда сзади подлетает смертельный нож, чтобы пронзить ему сердце и
пришпилить к щиту, была полна такой необыкновенной и таинственной прелести,
таким желанием новой мощи и зрелости, что он словно бы очнулся ото сна и
святости, когда барабанная дробь, звон литавр и звуки фанфар приветствовали
жонглера, который с победным видом метнул последний нож, после чего девушка
выпорхнула из своего теперь уже завершенного обрамления, и они оба, держась
за руки и описывая свободными руками круги, сделали пируэт и застыли перед
восхищенной публикой в поклоне, Это были фанфары судного дня, Виновный был
раздавлен, словно червь; почему не пришпилить его, словно жучка? Почему
смерть вместо косы не может держать булавку или, по крайней мере, копье?
Живешь-то в постоянном ожидании, что тебя призовут к ответу, ибо ведь
однажды можно было вступить в союз вольнодумцев, в любом; случае это
остается на твоей совести. До него донеслись слова Корна: "Это было
великолепно", и они прозвучали, словно кощунство; ну а когда фрейлейн Эрна
сказала, что она, если бы ее спросили, не хотела бы стоять в таком вот
обнаженном виде и чтобы в нее на глазах у всех швыряли ножами, то для Эша
это было уже более чем достаточно, он в высшей степени неделикатно оттолкнул
коленку Эрны, которая тесно прижалась к его колену; да такие люди и не стоят
того, чтобы им показывать что-нибудь хорошее; без роду, без племени да и без
совести - вот кто они такие, ему вовсе не импонировало и то, что фрейлейн
Эрна использовала любую возможность, чтобы сбегать исповедаться, более того
-- ему казалось, что образ жизни его кельнских друзей все-таки более
радужный и приличный.
Не говоря ни слова, тянул Эш в "Шпатенброе" свое темное пиво. Он и
здесь не избавился от чувства, которое позволительно было бы назвать
чистейшей тоской, особенно потому, что вокруг открытки с видами города для
матушки Хентьен закрутились определенные события. То, что желание
примазаться со словами "Сердечные пожелания от Эрны Корн" изъявила Эрна,
было как-то само собой разумеющимся, но то, что сюда влез и Бальтазар и под
своим "Привет от таможенного инспектора Корна" твердой рукой подвел толстую
жирную итоговую черту, приобрело очертания своего рода почитания госпожи
Хентьен и столь слабо соответствовало позиции Эша, что он засомневался: а не
полностью ли он уже исполнил свой долг и отблагодарил ее как порядочный
человек? Ему, собственно говоря, для завершения праздника надо было бы
подкрасться к двери Эрны, и если бы он перед этим не оттолкнул ее столь
неделикатным образом, то наверняка нашел бы дверь не запертой изнутри. Да,
таким, наверное, должно было бы быть правильное и соответствующее
завершение, но он не предпринимал ровным счетом ничего для того, чтобы это
случилось, На него нашло своеобразное оцепенение, он уже больше не уделял
внимания Эрне, не искал ее коленок, ничего не произошло ни по дороге домой,
ни после, Где-то давала о себе знать нечистая совесть, ну а затем Август Эш
пришел к выводу, что он натворил все же достаточно много и что если он будет
очень уж выкладываться перед фрейлейн Эрной, это может повлечь за собой