"Конни Брокуэй. Мой милый враг " - читать интересную книгу автора

солнца подобно янтарю в оправе из летней зелени, чтобы влюбиться в него раз
и навсегда.
Горацио, с улыбкой наблюдавший за племянником, который широко
раскрытыми от восторга глазами смотрел на
Дом, в порыве великодушия пообещал оставить усадьбу ему. Впрочем,
Горацио вполне мог позволить себе такой широкий жест. Для него Милл-Хаус не
значил ничего - просто еще один дом, доставшийся ему от отца вместе с
участком земли, отданным под ферму.
Не так уж часто Эйвери приходилось бывать здесь - пару раз во время
рождественских каникул и еще две недели в одну особенно памятную осень, - и
тем не менее образ Милл-Хауса глубоко запечатлелся в его сознании. И в
течение долгого времени, пока, будучи школьником, Эйвери оправлялся от
очередного приступа болезни, он мысленно блуждал по коридорам и залам
огромного особняка.
Он ждал своего наследства всю сознательную жизнь. Он обожал это место
и рвался к нему всей душой, словно влюбленный к предмету своей страсти,
даже не сознавая всей ее глубины, до тех пор пока ее, эту страсть, не
обратили против него. И вот теперь вдруг оказалось, что он зря так
старательно прикидывался равнодушным. Его дом должен был достаться какой-то
девятнадцатилетней суфражистке! <Суфражистка - сторонница избирательного
права для женщин. В более широком смысле - человек, выступающий за женское
равноправие.>.
Эйвери крепче сжал конверт, губы его скривились в горькой усмешке. Он
с давних пор стремился закалить дух, чтобы хоть отчасти компенсировать
телесную немощь, которая в детстве причиняла ему столько неудобств. Для
него это было вопросом жизни и смерти. Какие бы удары, физические или
нравственные, ни наносила ему судьба, или его опекун, или товарищи по
колледжу, он неизменно принимал их с достоинством, что помогло ему
заслужить уважение и восхищение - по крайней мере со стороны сверстников.
Более того, Эйвери не раз умолял своих преподавателей не упоминать в
письмах к дяде о его болезнях, зная, что это только вызовет у опекуна
досаду. Однако судя по письму Горацио, наставники часто оставляли его
просьбы без внимания.
Все достояние Эйвери заключалось в его остром уме, статусе джентльмена
и надежде со временем стать хозяином Милл-Хауса. И вот теперь вопрос о его
наследстве был отложен до лучших времен. А пока домом будет распоряжаться
эта... Лилиан Вид.
Имя показалось ему знакомым. Помнится, однажды он видел ее карандашный
портретов одной из газет. Высокая, чернобровая, похожая на цыганку девушка,
кумир местных суфражисток.
Каким образом этой маленькой нахалке удалось втереться в доверие к
Горацио? Да и отважится ли она принять на себя столь большую
ответственность? Он был уверен: ни одна девушка, только что покинувшая
школьную скамью, не способна управлять таким имением, как Милл-Хаус, да к
тому же еще добиться успеха.
Пять лет. Эйвери откинулся на спинку вращающегося кресла, пытаясь
спокойно обдумать положение. Но несмотря на все усилия, в душе его
по-прежнему кипел гнев. Проклятие! Целых пять лет!
Сама мысль об этом вызывала у него дурноту. Эйвери разорвал письмо на
мелкие кусочки. Гордость была для него слишком дорогим удовольствием,