"Ричард Бротиган. Ловля форели в Америке " - читать интересную книгу автора

девять "роллс-ройсов". Затем девушка оделась и ушла вместе с мужчиной. Они
спустились по лестнице, и уже на выходе он впервые заговорил.
- Может, пообедаем "У Эрни"?
- Не знаю, - сказала девушка. - Мне кажется, для обеда рановато.
Затем я услышал, как закрылась дверь. Я оделся и спустился вниз. Плоть
моя была мягка и расслаблена, будто я подвергся эксперименту с гипнотизацией
и использованием музыки для релаксации.
Хозяин книжной лавки сидел за прилавком рядом с кассой.
- Я тебе расскажу, что произошло наверху, - сказал он красивым добрым
голосом, предельно далеким от всяких чудес, от всяких трехногих коров, от
всяких одуванчиковых склонов.
- Что? - переспросил я.
- Ты воевал в Испании. Ты был юным коммунистом из Кливленда, штат
Огайо. Она была художницей. Молодая еврейка из Нью-Йорка, которая смотрела
на Гражданскую войну в Испании, как на масленичный карнавал в Новом Орлеане,
разыгрываемый греческими статуями.
Она писала портрет мертвого анархиста, и тут ваши пути пересеклись. Она
попросила тебя встать рядом c анархистом и сделать вид, что ты его убил. Ты
влепил ей пощечину и загнул кое-что такое, что даже я постесняюсь повторить.
Вы бешено влюбились.
Однажды, когда ты был на фронте, она прочитала от корки до корки
"Анатомию Меланхолии" и сделала триста сорок девять эскизов лимона.
Ваша любовь была по большей части платонической. Вы не пытались вести
себя как молодожены-миллионеры во время медового месяца.
Когда Барселона пала, вы улетели в Англию, а затем поплыли в Америку
морем. Но любовь ваша осталась в Испании. Это был военный роман. Вы любили
только потому, что вы вообще любили всех вокруг, пока воевали в Испании. Во
время путешествия через Атлантику вы начали отстраняться друг от друга и
стали похожи на людей, которые потеряли кого-то близкого.
Каждая волна Атлантики была мертвой чайкой, влекущей артиллерию
плавучего мусора от одного горизонта к другому.
Когда корабль достиг американского побережья, вы расстались, не сказав
друг другу ни слова, и больше не виделись. Последний слух, который дошел до
меня, сводился к тому, что ты все еще живешь в Филадельфии.
- Вы считаете, что именно это произошло там, наверху? - спросил я.
- Отчасти, - ответил он. - Отчасти именно это.
Он взял трубку, набил ее табаком и закурил.
- Может, хочешь послушать, что еще произошло с тобой? - сказал он.
- Валяйте.
- Ты пересек мексиканскую границу, - сказал он. - Прискакал в один
крохотный городишко. Люди знали, кто ты такой, и боялись тебя. Они знали,
что ты перестрелял кучу народу из пистолета, с которым ты никогда не
расставался. Городишко был настолько мал, что там не было даже священника.
Когда крестьяне увидели тебя, они ушли из города. Хоть и дюжие парни эти
крестьяне, но с тобой связываться у них не было охоты. Ты стал самым
влиятельным человеком в этом городишке. Тебя соблазнила тринадцатилетняя
девчонка, и ты поселился с ней в глинобитной хижине. Вы занимались с ней
только любовью и больше ничем. Она была худенькая и черноволосая. Вы
занимались любовью стоя, вы занимались любовью, сидя на грязном полу. Вы
занимались любовью, когда ложились на него рядом с поросятами и цыплятами.