"Паскаль Брюкнер. Похитители красоты" - читать интересную книгу автора

трехкомнатная квартира в доме XVII века, недалеко от Сены, в квартале
Бюси. Все в этом гнездышке дышало достатком и утонченным вкусом. Я только
рот разинул при виде высоких потолков, дивной красоты обоев и просторных,
светлых комнат, которые не угнетали, не в пример большинству буржуазных
интерьеров. От родителей, умерших несколько лет тому назад, Элен
унаследовала кругленькое состояние. Она была сиротой, и это как-то
сближало меня с ней: ведь и я осиротел душой, порвав все ниточки,
связывавшие меня с родными. Ей исполнилось 25 лет, она писала диплом по
антропологии и понятия не имела, чем хочет заниматься дальше. Подлинной ее
страстью были книги, я не ожидал увидеть столь внушительную библиотеку у
такой молодой хозяйки. В тот вечер я начал наконец догадываться, что Элен,
как это ни странно, вовсе не собиралась ни наказывать меня, ни тем более
вымогать деньги - их у нее было вдоволь. Тогда зачем ей было меня
преследовать? Тот первый вечер у нее был для меня сущей пыткой; я не мог,
как ни прикидывался равнодушным, не восхищаться дорогими коврами, резной
мебелью, подписями мастеров на подлинных полотнах, длинными гардинами,
вздувавшимися, точно губы, перед окнами. Паркет лоснился и ласкал глаз,
меня так и подмывало разуться, чтобы ощутить босыми ногами его
бархатистость. Элен была подозрительно любезна: что, если она пригласила
меня не из дружеского расположения, а чтобы продемонстрировать мне все эти
блага, напомнить, что у меня их никогда не будет? Она так запросто шла на
сближение - возможно, из любопытства, но с тем же успехом в ней могла
говорить презрение, желание поиграть с обездоленным человеком, оказавшимся
у нее в руках.
На другой день она нагрянула ко мне без звонка; пришлось ее принять,
хотя мне нелегко было решиться показать ей мое жилище, каморку для
прислуги на последнем этаже типового дома османновских времен, между
Бельвилем и Менильмонтаном. На черной лестнице, по которой приходилось ко
мне подниматься, все стены были исписаны похабщиной. Из единственного
окошка я видел Монмартр, Сакре-Кер и весь раскинувшийся внизу Париж. Летом
солнце нещадно раскаляло комнату, и выгоревшая занавеска не спасала от его
лучей. Зимой мой чердак скрипел и стонал от ветра, как корабль в бурю,
из-под двери нещадно сифонило по ногам. В коридорах круглый год стоял
запах пригоревшего сала и уборной. Элен оглядела мою конуру с вымученной
улыбкой, восклицая на каждом шагу: "ах! ох! очень мило!", - что уязвило
меня до глубины души. Слишком жесток был контраст после вчерашнего визита.
Принцесса из дворца снизошла до посещения хижины, дабы убедиться, что на
свете существует бедность. Ее восторги по поводу моей убогой клетушки,
облупившихся стен продавленной кровати, просьба вымыть руки грязным
обмылком над заплеванной раковиной - все это было мне как острый нож.
Лично мне в моем свинарнике комфортно, но только при о дном условии -
чтобы не было зрителей. Еще больше я боялся, как бы она не наткнулась на
кого-нибудь из соседей: на моем этаже обитали такие же маргиналы, как и я
сам, вечные студенты, безработные сценаристы, певички без ангажемента,
бездарные актеришки - братство неудачников, что ютятся под крышами. Она
заглянула в шкаф, увидела два поношенных костюма - весь мой гардероб, -
порылась в книгах ("И вы их все прочли?"), потом долго смотрела в окно и
приговаривала:
- Что-что, а вид отсюда великолепный!
Этот комплимент в устах Элен был высшим благоволением. Закончив осмотр,