"Ханс Кристиан Браннер. Никто не знает ночи " - читать интересную книгу автора

куда направлялась? Она не отвечала на его расспросы, только улыбалась, и он,
конечно, понял, что ночью она пила, а возможно, пила много ночей подряд, и,
несмотря на это - или именно поэтому, чтобы спасти ее, уберечь от порока
(порока, ха-ха) - или еще того хуже: просто потому, что ревность в нем
заговорила? - так вот, несмотря на это, он возобновил прежние безнадежные
отношения с ней, да еще и проводит ночи здесь, в доме, где он раньше жил и
куда всегда могут прийти его разыскивать. Но нет, у нее он в полной
безопасности, сказала она с улыбкой, и он, идиот, поверил, хотя ему бы
следовало знать цену этой лживой пьяной улыбочке; и откуда, спрашивается,
взяла она деньги на ковер и новую мягкую мебель с обивкой отвратного
темно-фиолетового цвета (цвет ночи, буржуазный символ порока!), а этот запах
турецкого табака, откуда у нее сигареты с турецким табаком? Кто в Дании
курит сейчас такие сигареты? Ему бы остановиться на минутку да подумать, так
нет, он не остановился, он вообще утратил всякую способность разумно мыслить
с того мгновения, как пошел следом за нею по мосту, и вот теперь его
настигло самое ужасное - то неизбежное, чего он все время ждал, но во что не
хотел верить. Ибо вопреки всему невозможно, совершенно невозможно
примириться с мыслью, что Лидия действительно его выдала. Даже сейчас, когда
он, забыв о сне, сидел и натягивал на себя носки - вот машина свернула за
угол, урчание приближалось, - даже в эту минуту он все еще не мог поверить и
думал, словно взывая о помощи, словно воссылая мольбу, что, скорее всего,
это произошло помимо Лидии, что прямой ее вины здесь нет. Но шум мотора стал
еще слышней, вызывая в сознании почти осязаемый образ ритмично работающих
поршней, и он почувствовал, как сердце гулко и часто застучало в ответ,
словно у узника, в котором стук из соседней камеры пробудил отчаянную
надежду (надежду на что, на пытку и смерть?), и стал заклинать себя: черт
подери, хватит, не трусить, этим делу не поможешь! - хотя прекрасно понимал,
что заклинания тоже не помогут, а только подхлестнут слепой животный страх,
и самое разумное - сосредоточить все внимание на окружающих предметах, на
вещах, оказавшихся сейчас под рукой, и сразу же заметил, что прорвал большую
дыру в пятке носка, и решил, что попросит Магду заштопать его, и поразился
этой мещански благоразумной мыслишке - не факт, что он еще когда-нибудь
встретится с Магдой, сейчас для него самое главное - не даться им в руки
живым. Одновременно он машинально потянулся за пистолетом, проверил,
поставлен ли он на предохранитель, и сунул опять на место, под кожанку, и на
миг забыл обо всем остальном, ощущая лишь собственное тело, мужское тело,
сжавшееся в комок и заряженное ненавистью. Но когда он встал, чтобы отворить
слуховое окно, то споткнулся впотьмах о свой матрац и упал ничком, почти
беззвучно, потому что матрац заглушил удар, но пистолет, попавший между ног,
причинил такую боль, что в первое мгновение он не мог шевельнуться, и в
белом свете молнией пронзившей его боли он вновь увидел перед собой Лидию,
ее обнаженное тело, ярко белеющее на темно-фиолетовом, цвета ночи, фоне
комнаты, будто выхваченное из тьмы вспышкой осветительной бомбы, -
женщина-взрыв с выгнутым дугою телом, с запрокинутой головой и бутылкой у
рта... Символ порока, вновь подумал он и невольно застонал, голая пьяная
баба с бутылкой портвейна, к тому же безобразная: безобразная длинноногая
девчоночья фигура с острыми коленками и тощими ляжками, рыбьей белизны кожа
с коричневыми веснушками на плечах, грудь плоская, как у мальчишки, -
абсолютно ничего в ней не изменилось, все точь-в-точь как в самый первый
раз! От боли и ярости он впился зубами в матрац, словно его уже схватили и