"Ханс Кристиан Браннер. Трубка (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

помнится, свет был мягкий и нежный, а глаза у мужа грустные, как часто
бывало в это время дня. Пытаясь восстановить в памяти дальнейшие события в
какой-то последовательности, она поняла, что многое забылось. Ну, например,
долго ли хранился у него шелковый мешочек, в который он поначалу убирал
трубку? Вряд ли так уж долго, потому что, закрывая глаза, она не видела
больше мешочка, только его руку, как она берет трубку и набивает ее табаком,
спокойно, неторопливо. Трубка в воспоминаниях была теперь более темной, но
светлые прожилки на дереве проступали даже отчетливее, чем прежде, а однажды
он ей сказал, что именно поэтому ему так хотелось иметь совсем светлую
трубку. Не потому, что светлая красивее, новой она была даже довольно
безобразна, зато какое удовольствие наблюдать, как она постепенно становится
все темнее, а прожилки на дереве проступают все ярче. Эта трубка стала даже
красивее, чем он ожидал, она уже теперь гораздо красивее всех его трубок, и
ни одна из них не имеет такого вкуса. Можно покупать трубки уже обкуренные,
ему самому случилось однажды обзавестись такой, но у нее никогда не было
настоящего вкуса, и он ее давно забросил. Хочешь - верь, хочешь - нет, но у
каждой трубки свой неповторимый вкус, и даже если покупаешь две совершенно
одинаковые, вкус у них все равно окажется разный. Трубка приобретает вкус
тех мест, где бывал человек, который ее курит, тех мыслей, что он передумал,
тех дел, которыми он занимался.
- А у этой знаешь какой вкус? Твой, - сказал он под конец. - Ты мне ее
подарила, в этом все дело. Когда я курю ее на службе, я вижу, как ты
хлопочешь по дому. Вспоминаю твои волосы, твои губы и какие у тебя глаза,
когда ты мне что-то рассказываешь, вспоминаю запах в шкафу, где висят твои
платья...
Так он говорил, и она помнила, что это было в поезде, они возвращались
из-за границы. Они ехали навстречу ночи, за окном быстро темнело, сумерки
опускались на бескрайнюю равнину, где жили незнакомые люди, говорившие на
своем незнакомом языке. Свет в купе еще не зажигали. Немного погодя она
спросила, соскучился ли он по детям.
- Нет, - сказал он. - А ты?
- Нет, - сказала она. - Ни разу о них не вспомнила.
Тут он чиркнул спичкой, чтобы закурить трубку, и она увидела его лицо и
руки, выступившие из темноты. Он ничего не сказал, только улыбнулся и
покачал головой. И она вновь почувствовала легкий укол тревоги оттого, что
вот она ничуть не соскучилась по детям, и оттого, что ничего ей сейчас
больше не нужно, нечего больше желать. Она сидела и следила взглядом, как
при каждой затяжке разгорался жар в чашечке его трубки и тут же исчезал,
скрываясь под слоем серого пепла. А вскоре и все исчезло.
Было ли это в нынешнем году или в прошлом? Или это происходило пять,
семь, десять лет назад? Нет, не удавалось ей связать события во времени,
ведь наиболее живо и близко казалось то, что происходило много лет назад, а
дни вчерашний и позавчерашний и последние недели и месяцы вплоть до того,
что случилось вчера, терялись в каком-то страшном далеком и нереальном
прошлом. Смутно вспоминалось, как она стояла у окна и ждала, когда подъедет
и остановится у калитки машина, как он вошел, подошел к ней и сел в кресло,
в котором сейчас сидит она. И вспомнилось это словно в сумерках, в
черно-белом цвете, впрочем, белым было только одно - его лицо и руки. Но его
ли это было лицо - с заострившимся носом и запавшим ртом? А руки? Разве его
это были руки? Он пытался раскурить трубку, но у него ничего не получалось.