"Ханс Кристиан Браннер. Мальчик и мышонок (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

спинке Петера, и опять - неподвижность и безмолвие. Нет! Не может быть!
Страшная догадка осенила Бёрге, он потянул Петера за хвост. Дощечка
двинулась вместе с мышонком. Петер был зажат намертво.
Больше Бёрге уже ничего не видел. Рот у него раскрылся, губы беззвучно
дрожали, и наконец он закричал, он кричал все громче и громче, пока крик
его не заполнил весь дом. Ма-ма! Ма-ма! Он схватил дощечку и стал ее
трясти. Петер безжизненно колотился о руку Бёрге. Ма-ма! Ма-моч-ка!
Гостиная была залита теплым, мягким светом, мать шила, Гокке читала
вслух. Когда хлопнула дверь и на лестнице что-то грохнуло, обе вскочили. В
гостиную, не помня себя, ворвался Бёрге, в короткой рубашке, по щекам у
него текли слезы. А в руках... Господи! В руках он держал мышеловку с
дохлой мышью.
Гокке издала вопль. Глупо визжа, словно ей щекотали пятки, она
бросилась к окну. Однако строгий взгляд матери заставил ее вернуться на
место. Следовало запереть чердак: подобные переживания вредны для ребенка.
Мать вынула мышеловку из ручки Бёрге и, повернувшись к нему спиной, нажала
пружину и высвободила мышонка. Петер лежал на всемогущей руке матери такой
хорошенький, такой целенький, правда, он лежал неподвижно, но был живой.
Конечно, он был живой! Бёрге сидел на коленях у матери, его приласкали,
приголубили, вытерли глазки и носик.
- Ну будет, будет! Гокке вовсе не хотела причинить зло мышонку, она
устроила ему домик, но домик оказался маловат, и бедного мышонка прищемило
дверью. Разве она виновата?
Мать порылась в своих ящиках и нашла коробку с красивой розовой ватой,
в которой когда-то лежала серебряная ложечка.
- Сейчас мы осторожненько положим мышонка на вату, а другой ваткой
укроем его, как одеяльцем. Видишь? Теперь давай поставим коробку к теплой
печке, за ночь мышонок поправится, а рано утром мы отнесем его обратно на
чердак. Вот он обрадуется...
Вяло и неохотно Бёрге позволил уговорить себя. Голос у матери был
сладкий и золотистый, как мед, ее взрослые, всемогущие руки все уладили,
все устроили, проводили его в детскую, уложили в постельку, подоткнули
перину. Бёрге и мать снова прочли вечернюю молитву, их слившиеся голоса
поднимались над детской кроваткой к доброму Боженьке, прося его
позаботиться о мышонке и возвратить ему здоровье. Все неприятности остались
позади...
Однако утром Бёрге проснулся намного раньше обычного и никак не мог
понять, рад он или нет. Мир как будто опрокинулся. Прежде Бёрге часами
сидел на чердаке, прислушивался, ждал и этого ему было довольно. К нему
прибегал Петер, с круглыми ушками и маленькими блестящими глазками, вокруг
царило одиночество, пахло пылью, и крышу сотрясали удары ветра... Но вот в
дело вмешались взрослые. Гокке притащила на чердак свою дощечку, раз! - и
Петер уже сидел на ней, поджав задние лапки, а хвостик его безжизненно
свисал на пол, и уже не было слышно его легкого попискиванья, зато вместо
него раздался истошный визг Гокке. И взрослые мамины руки вертели Петера
так и сяк, точно он вещь, а потом уложили его в коробку с розовой ватой. И
все это время Петер лежал скрюченный и неподвижный, словно ни розовая вата,
ни кафельная печка, ни мамины руки ничем не могли ему помочь. Нет, больше
уже никогда не будет так, как было...
Вопреки обыкновению Бёрге не позвал мать, он сам встал и оделся. Он