"Ханс Кристиан Браннер. Скоро нас не будет (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

пусть теперь Мортен получит свой поезд. Он расплатился последней бумажкой,
но в брючном кармане у него еще сохранилось несколько монет по одной и по
две кроны. Сколько их там, он толком не знал, но знал, что много. Когда он
пришел домой, Мортен начал прыгать как лягушонок и повис на нем, обхватив
руками и ногами. Лицо у Мортена было красное и опухшее от слез. Он много
часов провел один, и ему было страшно. "А где мама?"- спросил он. "Не знаю,
мой мальчик, не могу тебе сказать, где она находится в данную минуту, ты
лучше вот на что погляди..." И он распаковал поезд и рельсы и собрал их, и
Мортен забыл, что его матери нет дома. Забыл и не вспоминал, пока поезд не
начал заваливаться набок. "Ты ведь обещал привести маму домой", - вдруг
раздался голос с пола. "Подожди, Мортен, - ответил перекупщик, - я покажу
тебе, как надо играть. Пусть у каждого будет своя станция. У тебя пусть
Копенгаген, а у меня Роскилле. Понял? Поезд отправляется! А теперь ты
отправь его назад. Алло, алло, у нас в Роскилле нет спичек". Некоторое
время они так играли, перекупщику стало жарко, и он снял куртку. "Отправляй
же поезд". Но Мортен не отправлял, он сидел и прислушивался к чему-то на
улице. "Да ты, должно быть, проголодался, мальчик, - сказал перекупщик, -
смотри, я принес бутерброды. И медовую коврижку, ты ведь ее любишь, и еще
ты у меня получишь лимонад". Какое-то время они сидели за столом друг
против друга, с бутербродами на бумаге, а между ними лежала медовая
коврижка и стояла бутылка лимонада. Вдруг, откусив от коврижки, Мортен
перестал жевать, рот у него растянулся и кулачки приблизились к глазам.
"Значит, так, - сказал перекупщик, - значит, так, Мортен, ну, Мортен же,
черт подери!" Но Мортен рыдал все неудержимей, прозрачные струйки слюны
дрожали у него между губами, а на языке еще оставался кусок медовой
коврижки. Внизу, на полу лежал поезд, всеми колесами кверху. Перекупщик
совсем растерялся, он не знал, что еще придумать. Рука его зарылась в
брючный карман и скатала в маленький твердый шарик клочок бумаги, этот
клочок был обрывком хлебного пакета, на котором было что-то написано
карандашом. Вчера этот клочок лежал на кухонном столе, и с тех пор они
больше ни разу не видели мать Мортена.
Было уже поздно, когда человек в плаще вернулся домой, но из одного
окна наверху еще струился неяркий желтый свет. Неяркий, желтый, легкий как
шелк, и несколько беспокойных черных веток перед окном раскачивались, то
попадая в свет, то уходя из него. Он остановился поглядеть и уже не мог
сделать больше ни шагу, у него перехватило дыхание от этого зрелища. Там,
где он стоял, буря не чувствовалась, но зато она завывала наверху, в кронах
деревьев, словно служила заупокойную мессу по всему, что умрет этой ночью,
и по всему, чего уже нет. Но она-то покамест жива, подумал человек с
невольным благоговением, жива и бодрствует.
Тут в мире родился новый звук, еле слышный поворот ключа в дверном
замке. Этот звук объединял двоих - того, кто пришел издалека и теперь хочет
войти, и ту,' что лежала без сна и прислушивалась. Он на цыпочках поднялся
по лестнице и вошел к ней. Она лежала, и неяркий желтый свет падал на ее
волосы и плечи, а глаза провожали каждое его движение, с той минуты, как он
возник в дверях, и не выпускали его. Он подсел к ней на край постели, они
поздоровались, и на какое-то время оба смолкли. Но она улыбнулась и
покачала головой. Из-под одеяла выглянула ее рука и легонько прикоснулась к
нему, к его плечу, его колену, потеребила пуговицу у него на плаще. Он все
еще был окутан ветром и холодом, поэтому ее рука не сразу с ним освоилась.