"Александра Яковлевна Бруштейн. В рассветный час (Трилогия, Книга 2)" - читать интересную книгу автораменя радостно приветствует:
- Маленьки докта пилисол! Ну, разве можно не показаться такому другу в торжественный день моей жизни? Нет, пойду. На одну минуточку. Подходя к чайному магазину, гадаю: увижу я Ван Ди-бо или не увижу? Если управляющий уже явился, то я Ван Ди-бо не увижу, потому что при нем Ван Ди-бо не позволено даже приближаться к двери на улицу. На мое счастье, управляющего магазином еще нет, и Ван Ди-бо, примостившись бочком, опасливо выглядывает на улицу, как белка из дупла, готовый юркнуть и скрыться. Увидев меня, Ван Ди-бо, по обыкновению, радостно меня приветствует. - Ван Ди-бо... - говорю я. - Видите? И поворачиваюсь вокруг себя, чтобы Ван Ди-бо мог разглядеть меня со всех сторон. Ван Ди-бо с восхищением цокает языком: - Ой, каласива, каласива! - Я, Ван Ди-бо, учиться иду! - Ну, уциси, уциси! Будеси бальсой докта! Но в эту минуту Ван Ди-бо внезапно ныряет в полумрак магазина. Наверно, его зоркие глаза заметили издали приближение грозного управляющего. Я снова иду налево, по направлению к институту. Останавливаюсь на противоположном тротуаре и пристально разглядываю это длинное, скучное здание. Непроницаемо и отчужденно смотрят на мир окна, закрашенные до половины белой масляной краской. Ни одной раскрытой форточки, ни одного выставленного на солнце цветочного горшка, ни одного выглядывающего из окна человеческого лица... В подъезде - глубокая, темная- ниша, похожая на медным кольцом, как последним уцелевшим зубом. Сейчас перейду улицу. Сейчас войду в подъезд института... Глава вторая. ПЕРВЫЕ ПОДРУГИ, ПЕРВЫЕ УРОКИ - Здравствуй... - слышу я вдруг негромкий голос.- Ты меня узнаешь? Ну конечно, я узнаю ее! Это Фейгель, та девочка, которая экзаменовалась вместе со мной и так хорошо отвечала по всем предметам. Я радостно смотрю на Фейгель: вот я, значит, и не одна! Тогда, во время экзаменов, Фейгель показалась мне усталой, словно несущей на себе непосильную тяжесть. Но в тот день мы все устали от непривычного волнения и напряжения - я, наверно, была такая же измученная, как она. А сегодня в Фейгель ничего этого нет. Глаза, правда, грустные, но, наверно, они всегда такие. А в остальном у нее такое лицо, как у всех людей. - Почему ты здесь стоишь? - спрашивает она. - А ты? - Нет, я хотела спросить, почему ты не входишь в институт? - поправляется Фейгель. - А ты? - отвечаю я и смотрю на нее с улыбкой. Ведь мы обе отлично знаем, что мешает нам перейти через улицу и войти в подъезд института: мы робеем, нам даже немного страшно... и одиноко... все близкие нам люди остались дома. И по этой же причине мы так обрадовались друг другу, что сперва заулыбались, а потом начинаем смеяться. На нас |
|
|