"Александра Яковлевна Бруштейн. В рассветный час (Трилогия, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

сделаны по-людски, спереди...
- Да ты надела платье задом наперед! - показывает мама.
- А то - добре! - серьезно уверяет Юзефа.- Наизнанку надеть платье -
плохо. А задом наперед - добрый знак!
Все мои вещи еще с вечера уложены в большой, вместительный кожаный
ранец с мохнатой, ворсистой крышкой из жеребячьей шкуры.
Мне, конечно, немного досадно, почему у меня ранец, как у мальчишек, а
не изящная сумка для книг и тетрадок, как у большинства девочек-учениц,
встречающихся на улице. Но ранец - это папина причуда, докторская. Сумку-де
надо носить на одной руке, а от этого у девочек позвоночник искривляется на
ту именно сторону. Конечно, если папа говорит, так это, наверно, правда, и
позвоночник в самом деле искривляется. Но все-таки мне хотелось бы шагать в
школу с легонькой сумкой, висящей на руке. И еще бы я хотела - мое давнишнее
затаенное мечтание! - чтоб по спине у меня спускалась длинная коса... Ох,
косой мне все еще не приходится хвастать! На затылке у меня малютка-косюля с
бантиком - все равно как если бы сплели косу из весенних стебельков травы,
только что пробившихся из-под земли.
Зато в ранце у меня множество сокровищ, новеньких, еще не опробованных.
Книжки, тетрадки со вложенными в них четырехугольниками промокашек - от
всего этого вкусно пахнет клеем. Карандаши, перья, резинка - одна половинка
ее светлая, другая темная: под карандаш и под чернила. Ручка, на которую
насажена петушиная головка. Когда пишешь, то головка эта качается, словно
приговаривает: "Так, так, так... Пиши, пиши, пиши... Очень, очень, очень
прекрасно!" Пенал, подарок Поля, - мечта, а не пенал! На деревянной крышке
его выжжено изображение роскошного зайца. Выжигали, видимо, не очень большие
искусники: рот и нос зайца слились воедино - похоже, что заяц с аппетитом
сосет свой собственный нос, а удивленные раскосые заячьи глаза будто
говорят: "Смотри ты! Обыкновенный нос, а как вкусно!"
В боковом карманчике ранца лежит завернутый в пергаментную бумагу мой
завтрак - я буду есть его на большой перемене: между третьим и четвертым
уроками.
- Я положила тебе побольше, - говорит мама.- Захочешь - угостишь
какую-нибудь подружку.
- Сама ешь! У них - свое, у тебя - свое! - сердится Юзефа и с укором
обращается к маме: - Вы ей эту моду не показывайте: подружков кормить! Она
тогда сразу все отдаст и голодная бегать будет.
Только одной вещи нет у меня в ранце (а ее-то мне, ох, как хотелось бы
иметь!): перочинного ножа! Когда обсуждался вопрос о перочинном ноже, Поль
стояла за то, что ножик - полезная вещь и надо купить мне ножик. Но Юзефа
начала так плакать, так божиться, так кричать "по-латыньски": "Езус Мария,
матка боска Острабрамска, Ченстоховска", что мама заколебалась.
- Зачем ребенку ножик? - возмущалась Юзефа. - Что яна - разбойник или
что? Да яна ж - маленькая: дайте, ей ножик, яна домой без пальцев придет!
Так ножа и не купили.
Папа смотрит на часы.
- Без четверти девять... Пора!
- Да? - говорит вошедший в комнату высокий крепкий старик с густой
раздвоенной каштановой бородой, в которой не видно ни одного седого волоса.
- Да? Ребенок пойдет в первый раз в жизни учиться без своего дедушки? Очень
мерси вам, дорогие дети, но я - не согласный!