"Александра Бруштейн. И прочая, и прочая, и прочая ("Вечерние огни" #1)" - читать интересную книгу автора

был известен как один из руководителей рабочего движения в России, соратник
Ленина. Его убийство - бессмысленное, жестокое - поразило всех. Похороны
Баумана были небывало многолюдные и торжественные. Даже черная сотня с
полицией и войсками не решились напасть на похоронную процессию прямо, в
лоб, не избивали, не разгоняли ее, как это делалось повсеместно, - они
только трусливо обстреляли процессию где-то из-за угла по пути ее
следования.
Наконец все в тот же первый день после манифеста, даровавшего населению
России все свободы и неприкосновенность личности, повсюду начинается черная
полоса погромов. Одних только еврейских погромов происходит за эту неделю
624. Множество жертв, садистская жестокость в уничтожении женщин, детей,
стариков. На окраинах натравливают друг против друга иных "инородцев",
устраивают кровопролитную братоубийственную армяно-татарскую резню на
Кавказе.
Последняя новость - в городах, где нет "инородцев", устраивают погромы
нового типа: убивают и громят революционеров, политических ссыльных,
интеллигенцию.
Такой погром переживаем и мы в нашем тихом Новгороде.

На следующий день после митинга в городском саду приходит моя очередь
на колмовскую больничную пролетку, запряженную знаменитым Варваром. Каждый
из врачей больницы пользуется этой пролеткой для поездки в город через три
дня на четвертый.
В городе прежде всего заезжаю к друзьям - Ушаковым. Сам Николай Ильич
Ушаков (жена называет его Николич, а за нею так называют его все) - человек
с большим революционным прошлым: не раз бывал арестован, сидел в тюрьмах,
был сослан в Нарым, где провел три года. Теперь служит секретарем городской
земской управы и считается - правильно считается - "красным". Еду навестить
его и детей. Жена его, Лидия Васильевна, перед самым началом железнодорожной
забастовки поехала в Москву на Первый съезд Союза равноправия женщин, да так
до сих пор не могла вернуться домой.
У Ушаковых застаю такое, что просто не знаю, плакать мне или смеяться!
Еще из передней слышу возбужденные, счастливые голоса детей Ушаковых,
Бори и Глеба, невообразимых шалунов:
- Ату!.. Ату!..
- Вот и дурак! Это на зайца кричат: "Ату!" А на акулу надо кричать:
"Аку!"
Очень удивленная тем, что мальчики не выбегают ко мне в переднюю, вхожу
в кабинет и останавливаюсь на пороге! Столбенею!
На диване лежит сам Николич, - у него, оказывается, воспаление легких с
высокой температурой. А Боря и Глеб, взобравшись на два книжных шкафа,
играют в охоту: запускают гарпунами в акулу. А кто акула? Ну кто же еще, -
конечно, Николич. Великолепная акула лежит неподвижно - запускай знай в нее
разными предметами, как гарпунами!
Николич через силу улыбается мне:
- Вот - учим детей на свою голову. Прочитали им вчера про охоту на
акул... Ну, они и произвели меня в акулу!
- А завтра, папа, ты будешь кит! - жизнерадостно сулит отцу Глеб.
Оставить Николича в этом зверобойном логове невозможно. Надо срочно
положить его в больницу, а предприимчивых мальчат увезти к нам в Колмово.