"Александра Бруштейн. И прочая, и прочая, и прочая ("Вечерние огни" #1)" - читать интересную книгу автора

и какие-то "стрюцкие" и "псадские". Слова "стрюцкие" и "псадские" у Ивана в
высшей степени пренебрежительные: штатские, да еще не заслуживающие
уважения! В данном случае "стрюцкие" и "псадские" были, конечно, шпики.
Увидев их, Иван потолкался для виду на пристани, спросил, скоро ль пароход.
Ему сказали: через полчасика-часок. Он воротился к Мите и привел его
окольной дорогой обратно к нам, в Колмово.
Митя спит стоя. Нелегко все-таки за один день пережить и сходку в
гимназии, и разодрание царского портрета, и поспешное бегство в отцовском
костюме в Колмово, и пешую прогулку с Иваном на следующую пристань, и
возвращение, несолоно хлебавши...
Анастасия Григорьевна укладывает Митю спать в кабинете Михаила
Семеновича. Мы все еще сидим некоторое время молча за чайным столом,
рассеянно слушая, как граммофон жалобно поет женским голосом: "Скоро, как
сон, проходят дни счастья. В зиму весна обрати-и-ится опять..."
Потом расходимся.
Никто из нас не догадывается, что за этим последуют неожиданнейшие
события и что Митя только первая ласточка в ряду укрываемых нами в Колмове
людей.


5. Непонятные дни

Непонятные они оттого, что все в них словно сдвинуто с места,
перевернулось вверх ногами. Все совершается непривычно, не так, как всегда.
Все кажется лишенным логики или повинующимся какой-то иной логике, новой,
ранее небывалой.
Всероссийская забастовка железных дорог... Поезда к нам не идут и от
нас не уходят. Но почта все-таки с грехом пополам просачивается! Газеты
доставляются, хотя и случайно, разрозненными номерами, но мы их получаем и
читаем. Вернее было бы сказать: мы их пока читаем.
Забастовка такого исполинского организма, как железнодорожный транспорт
в огромной стране, совершается и завершается не сразу. Не по мгновенной
команде: "Встать!", "Сесть!", "Заприте дверь!" Нет, в забастовку вливаются,
как ручьи в речку, каждый день все новые железнодорожные линии, сперва по
одной в день, потом по нескольку. Первые сведения пришли 6 октября: "В
Москве бастуют служащие Московско-Казанской железной дороги" (Здесь, как и
дальше, все события датируются по старому стилю). Назавтра, 7 октября, то же
было сообщено о Московско-Курской дороге. Еще через день, 8 октября, - о
Ярославской, Рязано-Уральской, Киево-Воронежской, Нижегородской,
Либаво-Роменской, Привислянских и Полесских железных дорогах. 9 октября в
Петербурге происходит съезд железнодорожников; он вырабатывает и предъявляет
правительству требования - не узкие, не только для железнодорожников, но
широкие, общеполитические, для всей России. Чего требуют железнодорожники?
Представительного правления, созыва Учредительного собрания,
неприкосновенности личности, свободы слова, совести, собраний и союзов,
национального самоопределения и т. д. Эти требования съезда - ультиматум.
Железнодорожники объявляют его царскому правительству.
10 октября бастует уже весь Московский железнодорожный узел. 12-го
останавливаются Варшавско-Венская. Балтийская, Николаевская железные дороги.
13-го забастовка охватила уже все железные дороги: стали Сибирская,