"Александра Бруштейн. Цветы Шлиссельбурга ("Вечерние огни" #2)" - читать интересную книгу автора

наследник и не подозревал об этом, - он мирно сосал материнскую грудь.
Спустя двенадцать дней после этого манифеста царица Анна Ивановна умерла, а
двухмесячный, как тогда говорили - "титешный", Иван Антонович был объявлен
императором. Когда ему исполнился год от роду, для него началась горькая
жизнь: разлука с родителями, ссылка, двенадцать лет одиночного заключения в
Холмогорах, а затем восемь лет строжайшего заточения в Шлиссельбургской
крепости. Как жилось Ивану Антоновичу в Шлиссельбурге, можно судить по
инструкции, данной начальнику охраны князю Чурмантееву: "Если арестант
станет чинить какие непорядки или вам противности, или же что станет
говорить непристойное, то сажать его тогда на цепь, доколе не усмирится, а
буде и того не послушает, то бить по вашему рассмотрению палкою и плетью".
В указе Петра Третьего князю Чурмантееву от 1762 года было еще более
грозное предупреждение: "Буде сверх нашего чаяния кто б отважился арестанта
у вас отнять, в таком случае противиться сколько можно и арестанта живого в
руки не давать". Этим указом Ивану Антоновичу был подписан смертный
приговор: в 1766 году, при попытке офицера Мировича освободить узника, чтобы
провозгласить его императором российским, караул пристрелил Ивана
Антоновича. После совершения этого убийства Екатерина Вторая не могла
удержаться от радостно-благочестивой записи в своем дневнике: "Руководство
божие чудно и неисповедимо!" Одновременно с этим она приказала по
Шлиссельбургу: "Базымяйного колодника похоронить без огласки".
Историки отмечают, что с конца XVIII века Шлиссельбургская крепость
постепенно превращается в место заточения прогрессивных и революционных
деятелей. От этого, однако, Шлиссельбургская крепость не стала
"государственной" - она продолжала именоваться "государевой". Сажая сюда
просветителя Н.И. Новикова, Екатерина Вторая видела в нем прежде всего
угрозу не для государства или народа, а лично для себя, для своего
царствования. Заточенный ею, по ее произношению и правописанию, в
"Слесельбурхскую крепость" или в "Шлюшин", Новиков, просидел здесь в течение
четырех лет, хотя приговор ему был: пятнадцать лет. Преждевременное
освобождение принесла ему смерть "матушки царицы": он вышел на волю, по его
собственным словам, "стар, дряхл, согбен, в раздранном тулупе", но все-таки
вышел раньше определенного ему срока.
Такой же - глубоко личной - враждой окрашено отношение Николая Первого
к декабристам, из которых некоторые (Пущин, Кюхельбекер, братья Бестужевы,
Поджио) были временно заключены в Шлиссельбургскую крепость. Для Николая
Первого декабристы были - те, кто не хотел его в цари! Те, кто злоумышлял
против него!
С такою же примитивной, личной, мстительной враждой относился к
народовольцам Александр Третий, - он видел в них прежде всего "подлых убийц
душки папа" (подлинные слова Александра Третьего).
Народовольцы были доставлены в Шлиссельбургскую крепость на барже,
закованные по рукам и ногам. Каждый - в отдельном тесовом шкафчике. От
гроба, где обычно принято находиться в лежачем положении, такой шкафчик
отличался лишь тем, что предоставлял меньше удобств: лежать в нем было
невозможно, - только стоять или сидеть.
Больше двадцати лет провели народовольцы в Шлиссельбурге. Крепость в
истоке Невы стояла как загадочный сфинкс, окутанный сплошным туманом. О том,
что делается внутри крепости, шли только смутные слухи, скупые опасливые
шепотки. Тактика царизма, испуганного призраком революции, была в эти годы