"Александра Бруштейн. Свет моих очей... ("Вечерние огни" #4)" - читать интересную книгу автора - Четыре процента зрения? - переспросила я у Григория Борисовича. -
Можно оперировать? Григорий Борисович молчал. И я вдруг почувствовала, что он не разделяет моих радостных надежд! Выражения его лица я уже не различала отчетливо, - куда с моими четырьмя процентами! Но настроение чувствовала безошибочно. Он не радовался, нет, - он был огорчен. Я повторила - уже упавшим голосом: - Можно оперировать? - Нет, - решился наконец Григорий Борисович. - Не думаю, чтобы это было возможно... - Почему? Ведь это простейшая операция? - Да. Вообще-то, конечно, не сложная. Но... В чем "но"? Прежде всего в том, что со времени доброго пророчества В.П. Филатова прошло ни много ни мало - двадцать лет. Возраст мой, скажем прямо, серьезный, - подплываю к восьмидесяти годам. Глаз очень склерозирован. А уж натружен! Как престарелый грузчик. Поработал он на моем веку, - можно сказать, не гулял! Значит?.. Нет, этого я не спросила. Я сама знала, что это значит. Слепота - вот это что. Темница до конца дней. Григорий Борисович - не только отличный окулист, знающий, талантливый. Он - замечательный человек и самый настоящий друг своим больным. И мой друг - давний, не со вчерашнего дня, друг добрый, искренний. Если бы он сам был окулистом-хирургом, у меня могли бы оставаться сомнения. Хирурги бывают "Вот Григорий Борисович не решается меня оперировать, а другой, возможно, и решился бы!" Но Григорий Борисович - не хирург. Он лечит глаза, но не оперирует их. Когда больного надо - и можно - оперировать, Григорий Борисович направляет его к окулисту-хирургу. И, конечно, ему хорошо, даже отлично известно, с какой катарактой можно направлять больного на операцию, а с какой нельзя. У меня катаракта на глазах, пораженных, кроме того, так называемой "высокой близорукостью". В этих случаях окулисты считают операцию рискованной. Такой лотереей, в которой слишком много билетиков-пустышек. Шансы на успех незначительны. Так или иначе, а меня оперировать не будут. Слишком мало надежды на то, что операция вернет утерянное зрение. Два других окулиста подтвердили: операция, по их мнению, нецелесообразна. Все. Дверь в подземную темницу захлопывается навсегда. Я еще кое-что вижу: на втором глазу катаракта еще не созрела. В сильнейших очках этот глаз еще видит и может работать. Я еще пишу - кончаю книгу. Пишу буквально столько же пером, сколько носом, так близко приходится наклоняться. Из издательства принесли верстку, - ничего, продержала. В общем, пока справляюсь... Хоть бы столько сохранить зрения! Хоть бы эти капли, какие еще есть сегодня!.. Ну вот, я, кажется, самым унизительным образом торгуюсь с судьбой! Нет, надо все-таки что-нибудь предпринять! Само собой возникает решение: ехать в Одессу, в Офтальмологический |
|
|