"Янка(Иван Антонович) Брыль. Сиротский хлеб" - читать интересную книгу автора

податями, ружьями и "элемэнтажами"...
- Левон, - шепчет Дапик, - ты слышишь? Когда мы еще в первом классе
были, нашел я раз грифель под партой... Ну, грифель! И понес я его нашему
гундосу, в его комнату. А он сидит себе за столом и сало с хлебом уплетает.
Носище аж крюком гнется.
- А? - громко переспросил Левон.
- Тихо вы там, галганы!* - обернулся от стола учитель.
______________
* Галган - негодяй.

- Вот глухарь! - шепчет Даник, злой на Левона, и они умолкают.
Мальчик думает об учителе. Когда он относил ему грифель (тоже дурак -
не мог сам спросить в классе, чей он!), у пана Цабы еще и работницы не было.
Толстая пани Юля все делала сама. Теперь у них Акулина. А Юля еще потолстела
и, как говорят в деревне, гуляет с паном Вильчицким, помещиком.
Позавчера этот пан опять приезжал сюда из имения. Как только лошади его
зазвенели бубенцами и захрапели под окнами, Цаба выбежал на крыльцо. Вскоре
он вернулся в класс с панским кучером Феликом. Цаба поспешно написал на
доске несколько предложений и велел им переписать их в тетрадки.
- И чтоб было тихо! - сказал он. - Будете слушаться этого пана.
"Этот пан" - усатый заика Фелик - снял свою лохматую шапку и положил ее
на стол. Расставив огромные сапожищи, которыми он уже наследил так, что лужа
растеклась, кучер стоял перед партами, держа в левой руке большущие овчинные
рукавицы, а в правой - сыромятный кнут на длинном бамбуковом кнутовище. Где
же тут будет тихо? Мальчики и даже девчонки хихикали и вертелись на партах.
А Фелик хлопал кнутом по полу и повторял:
- Я т-теб-бя и там, в у-уг-глу, от-тсюда д-достану!
Потом пан Цаба, весь красный, вернулся из своей комнаты в класс и
отпустил кучера. А пан Вильчицкий остался там, в комнате учителя...
Цаба уже и корову привел из имения. А с месяц назад, когда ребята
пришли в школу, Акулина мыла две залитые кровью скамейки. Это было уже не в
первый раз. Осмаленные и обмытые свиные ноги и голова с камнем в пасти
лежали на первой парте. На столе, рядом с глобусом, стояла миска с синеватой
требухой. Ребята обступили Акулину.
- Что, - спросил Левон, - уже вторую ухайдакали? Верно, Вильчицкий Юле
дал?
Но Акулина только возила тряпкой по скамье и молчала. Тогда Левон
толкнул Даника на Акулину, и та шлепнула его грязной тряпкой по лицу. Тьфу,
кажется, еще и сейчас воняет! Все - и школа и сам учитель - воняют кровью и
требухой...
"Панский подлиза", - говорят в деревне про Цабу.
Пока Даник раздумывал, стоя на коленях, большаком из местечка брела по
талому снегу Акулина. В старых солдатских валенках, задыхаясь, она несла с
почты большой тюк. Вот она мелькнула в окне... во втором...
- Книжки! Книжки несет! - зашумели дети.
Акулина внесла пакет, напустила со двора холоду, натащила валенками
снегу.
- Ух, пане! - вздохнула она, поправляя платок. - Чтоб их холера взяла!
Вот вам еще и записка.
- А ты не ругайся, дура. Пошла вон!