"Янка(Иван Антонович) Брыль. Смятение" - читать интересную книгу автора

коханы!.."* Как-то под осень, на торфяном болоте, она оступилась в полную
воды канаву...
______________
* Приди, приди, мой любимый! (польск.)

Старший сын Зигмусь тоже был недоучкой. Отслужив два года в уланах, он
спутался с женой учителя Горелицкой школы. Кое-как протянув первую половину
дня, под вечер он выходил полевой дорогой из имения на большак и,
по-капральски прямой и важный, маршировал обочиной в местечко. От головы его
даже из-под шляпы далеко несло одеколоном, а от тесноватого костюма -
бензином. В те отсталые времена такие запахи на дорогах были весьма
приметной редкостью.
Устронье развалилось бы значительно раньше, если бы не второй панич,
Лешек. Лет восемнадцати он бросил учение и взялся за хозяйство. Толстый, уже
седоусый и пыхтящий пан Ян был вскоре полностью отстранен от управления
поместьем. Лешек ссадил беспутного папашу с пароконной брички и перевел его
с трактирно-ресторанного харча на домашний. Старик смирился без особого
сопротивления. Выспавшись всласть, он опорожнял, будто с похмелья,
самоварчик вприкуску, после чего долго и на какой-то речитативный лад
покашливал на крыльце под навесом, точно справляя сословно-родовой обряд.
Иной раз даже покрикивал оттуда, как с трона, на работника или пастуха, и
крик его тревожил, пожалуй, одних только индюков. На люди отставной барин
выходил редко, с толстой узловатой можжевеловой палкой, зимой - в синем
кунтуше с серой каракулевой оторочкой, летом - в полотняном кителе и
пилотке, принесенной Зигмусем из армии. Самого Зигмуся постигла меж тем
таинственная неудача на романтическом поприще, и он стал больше сидеть дома,
помогая меньшому брату по хозяйству. Для того чтобы хоть частично
разделаться с долгами, пришлось по малости продавать мужикам землю и
отказаться от второго батрака.
Младшую, Чесю, упрямый Лешек послал после семилетней школы в
учительскую семинарию.
Когда она, семенной цветочек шляхетства, по-спортивному ловкая,
загорелая и недоступная, как королевна, ехала в субботу на велосипеде по
шоссе, а потом, забыв, что она уже взрослая, подымалась на педалях и птичкой
летела с горы по полевой дороге в имение, можно было подумать, если вы не
бывали в Устронье, что за этими деревьями и кустами в долине живут настоящие
паны.
Однако в сентябре тридцать девятого года, когда сюда пришла Красная
Армия, а с ней и советская власть, Росицких не стали даже и раскулачивать:
земли оставалось у них гектаров двадцать. Только урезали до восьми.
В ту осень и зиму угловская молодежь устраивала вечеринки в Устронье.
Имение было совсем под боком, а в панских покоях - такой простор, какого
дотоле не знали ни кадриль, ни "лявониха". Лешек, еще в начале
польско-немецкой кампании ушедший на фронт, "сидел" где-то у немцев в плену.
Дома были старики да Зигмусь с Чесей: он вернулся с войны, а она - из
семинарии.
От прежнего величия, кроме бессмертного синего кунтуша, в доме с
дырявыми полами остались старинный рояль и картина, как говорили угловцы, "с
какими-то голыми бабами". Не очень послушные пальцы пани Геновефы
самоотверженно барабанили по клавишам - с достойной жалости энергией и