"Эрнест Брылль. Тетка " - читать интересную книгу автора

осторожно заглянула вовнутрь. Впервые, с тех пор как я знал ее, она
выглядела комически. В одних чулках, в левой руке судорожно сжаты снятые,
чтоб заглушить шаги, башмаки, в правой, поднятой кверху, - тяжелый
подсвечник. Когда пламя свечи осветило дверь, я понял, что бачевская
помещица пристально вглядывается в щель, образованную осколком шрапнели в
двери, которая некогда вела в людскую, а теперь - в гостиную.
- Сбежали, - со злостью констатировала она. - А я думала, что мы
наконец их поймаем. Вместе с твоим папусенькой. Думаешь, я не вижу, как он,
что ни день, к замку крадется? Вчера волос прилепила... И вот, пожалуйста,
сорван. Уж очень им хочется знать, сколько этих самых дукатов Бачевские в
сундуке заперли.
Я устремился за ней, как в тумане. Не перестань она - убедившись, что
никаких врагов здесь нет, - со злостью посматривать на мои скрипящие в
тишине коридора башмаки, я бы покорно снял их, чтоб, уподобясь ей, в одних
носках красться в гостиную к стоявшему там сундуку. Тетка стремительно
отворила дверь и, перепрыгнув через порог, махнула подсвечником в ту
сторону, где чернела глубокая, наполовину закрытая шкафом ниша в стене.
- Пусто, - разочарованно протянула она, и в ту же минуту, еще прежде
чем погасло задутое сквозняком пламя свечи, я услышал ее крик - такой
пронзительный, будто в окне, с треском распахнувшемся от порыва ветра, снова
вдруг, как несколько лет назад, показалась голова крестьянина, возвестившего
о гибели помещика.
- Свет! Быстрее свет! - вне себя кричала Тетка, в то время как я,
проклиная собственную неловкость, одну за другой терял и ломал не желающие
загораться спички. Наконец, держа в сложенных на манер раковины ладонях
одну-единственную спичку, которую мне посчастливилось зажечь, я осторожно
двинулся туда, где, как мне казалось, должна была находиться бачевская
барыня. Под ногу мне подкатился какой-то предмет, я поднял его - оловянный
подсвечник со свечой, и, к счастью, не поврежденной. Теперь, вооруженный
наконец тусклым, колеблющимся над стеариновым кружочком светом, я стал
высматривать фигуру одетой в черное женщины. Свет свечи раз-другой скользнул
по стенам, покрытым вылинявшими обоями; и лишь когда я - уже уверенный в
том, что Тетка каким-то необъяснимым образом сумела выбежать из комнаты и
скрывается в коридоре, - поспешил к дверям, то увидел в затененной нише ее
побелевшее испуганное лицо. Она плакала, но плакала так тихо, словно бы
никто, даже я, стоявший совсем рядом, стиснув в руке подсвечник, не должен
был слышать ни единого ее всхлипа.
- Эмилька, - впервые в жизни я назвал ее так, как обычно - хотя имя это
не вязалось со всем ее обликом - обращался к ней ее убитый брат. Тетка
закашлялась и, уже не скрывая своих рыданий, повернулась лицом к стене. Я
приблизился к ней, и когда, второй раз в жизни произнеся это легкое, как
пух, имя, осторожно погладил ее хрупкое, птичье плечо, она медленно
обернулась и, еще шмыгая носом (такая заплаканная, что, казалось, вот сейчас
прильнет ко мне), в мгновенье ока залепила мне пощечину.

III

Утром, как мы и предполагали, снова появились делегаты. Так, во всяком
случае, окрестила Тетка мужиков, которые, с тех пор как был выкопан ларь,
ежедневно приходили в усадьбу и без лишних слов, монотонно твердя: "И нам