"В.А.Брюханов. Заговор против мира (Кто развязал Первую Мировую войну) " - читать интересную книгу автора

"Не щади каналий, - писал в напутствие Паскевичу император. - Ежели и
Вена потеряна, дело ты исправишь, уничтожа гнездо бунта". /.../

Вся кампания была беспроигрышна для Паскевича ввиду огромного
численного перевеса его войск над венгерскими. Против более чем стотысячной
армии Паскевича Гергей мог выставить всего около сорока тысяч человек
(действия Паскевича затруднялись, впрочем, холерой, с необычайной силой
свирепствовавшей в русской армии)".

Последствия неразумной политики Николая I обрушились прежде всего на
него самого: в 1855-1856 годах откровенно враждебная позиция изначально
нейтральной Австрии, благодарной, казалось бы, за неоценимую помощь 1849
года, поставила Россию на грань сокрушительного разгрома в Восточной войне.
Император не пережил этого, а его преемнику пришлось идти на унизительные
условия Парижского мира.

Вторично Венгерский поход 1849 года аукнулся Александру II еще позднее:
"В 1878 году, когда под дипломатическим натиском европейских держав в
Берлине Россия потеряла плоды своих военных действий против Турции, одним из
главных ее противников был австро-венгерский дипломат, граф Юлий Андраши.

Этот дипломат - мадьяр по национальности - хорошо помнил результаты
похода Паскевича в Венгрию. Влиятельный представитель Вены на конгрессе 1878
года, Андраши тридцать лет перед тем за участие в венгерском восстании был
приговорен к повешению, и только своевременное бегство спасло его от
исполнения приговора".

"Как была Австрия предательницей, так ею и останется", - резюмировал в
1885 году начальник российского Генштаба генерал Н.Н.Обручев.

Но зачем и Германии понадобился такой союзник?

Триумф 1870 года поднял Бисмарка на самую верхнюю ступень его карьеры:
он стал уже не только премьер-министром Пруссии, но и канцлером созданной им
Германской империи. Только блистательная победа над Францией придала ему и
его державе такой авторитет, что были преодолены сотни разногласий,
терзавших раздробленную Германию. Но одновременно внешнеполитические дела
пошли заметно хуже, чем после победы над Австрией: поверженная Франция
становиться союзником не пожелала.

Здесь не место обсуждать подробности политики Бисмарка по отношению к
Франции и его возможные ошибки. Едва ли большая жесткость к поверженному
врагу сделала бы последнего покладистей. Едва ли смягчила бы французов и
большая мягкость победителей. Ведь речь шла о наследственных врагах,
боровшихся уже не одно столетие. Принадлежность Эльзаса, Лотарингии и других
пограничных областей к Германии или Франции по существу не имела
исторических традиций и всегда решалась силой оружия. Поэтому едва ли
прочный мир с Францией был в руках у Бисмарка.