"Буало-Нарсежак. Волчицы" - читать интересную книгу автора

"крестных", не так ли?
- Уверяю вас...
- Ну что ж, вы не правы. Моя сестра заслуживает того, чтобы ее любили.
Неужто вы окажетесь неблагодарным?
Я пожимал плечами, связанный ролью, которую играл, и полный постыдного
влечения.
- Узнаете ее поближе - сами убедитесь в этом. У нее сплошные
достоинства. Это поистине умнейшая женщина.
Она сделала ударение на последних словах, но настолько тонко, что было
не понять, шутит она или говорит всерьез. Порой Аньес прислушивалась.
- Не бойтесь, - сказал я однажды, - она вас не слышит.
- Не очень полагайтесь на это, - тихо возразила она. - Ей ничего не
стоит оставить ученика одного.
Ее слова подтвердились. Как-то утром, заинтригованный поведением
старушки, только что появившейся в квартире с большой корзиной в руках, я
направился к комнате Аньес и увидел Элен, прижавшуюся ухом к двери. Вдалеке,
где-то позади меня раздавались нестройные звуки полонеза. Я едва успел
скрыться в большой гостиной. С тех пор я постоянно был начеку и приучился,
входя в комнату, незаметно окидывать краешком глаза затемненные части
помещения - возле ширм, шкафов, ларей. Для большей безопасности я сжег у
себя в комнате все свои документы, оставив только военный билет Бернара и
письма, полученные им от Элен. Во все глаза наблюдая за происходящим, я в то
же время ощущал, что сам являюсь предметом наблюдения; это, конечно, было не
так, но тишина, полумрак, поскрипывание разбухших от влаги панелей - все
держало меня в состоянии непроходящей тревоги. Я бесцельно кружил по
квартире среди сувениров со Всемирной выставки, вышедших из моды безделушек
и нескольких поколений напыщенных промышленников и государственных
чиновников, глядевших на меня с портретов.
Я дышал таким осязаемым запахом Элен и неуловимым, обволакивающим
запахом Аньес, что любовное томление, бывало, причиняло мне муки. Как хорошо
было бы утолить его среди этих погруженных в печаль покоев, где медленно,
словно цветочная пыльца, оседает пыль! Я, столько выстрадавший из-за женщин,
не узнавал себя. Строил планы относительно своей будущей работы. Но
напрасно. Время уходило на ожидание встречи с сестрами в столовой. Впрочем,
веселого в этих встречах было мало. Сестры почти не общались друг с другом.
Когда одна заговаривала со мной, другая вслушивалась в ее слова с таким
напряженным вниманием, что мне становилось не по себе. Элен едва прикасалась
к пище.
- Возьми пирога, - говорила ей Аньес.
- Спасибо, не хочется.
Элен питалась только хлебом, картошкой и вареньем, словно мясо,
консервы, сыр, уставлявшие стол, были отравлены. Аппетит сестры, казалось,
внушал ей отвращение. Чтобы как-то разрядить обстановку, я рассказывал
истории из лагерной жизни, случалось мне отвечать и на расспросы о моем
прошлом, о детстве, и тогда я сидел как на угольях; приходилось выдумывать,
а это всегда было мне в тягость. К счастью, Элен расспросами не увлекалась.
Ей было достаточно знать, что я здесь, рядом с ней и завишу от нее. Аньес же
доставляло удовольствие подолгу, с фамильярной бестактностью допытываться,
что да как, и это страшно раздражало Элен. Было очевидно: ей не нравится,
что сестра интересуется мной.