"Буало-Нарсежак. Волчицы" - читать интересную книгу автора

грязи и низости. Стоило ли спасать свою шкуру ценой такого позора? Но ведь
речь не о моей шкуре, а о моем будущем творении, лучшем, что есть во мне,
единственном оправдании моей жизни. Нет, этим я ни за что не поступлюсь.
Впрочем, еще есть время все обдумать. Может быть, есть какая-нибудь уловка,
которая поможет мне выпутаться.
Вновь зазвонил телефон. Что может быть ужаснее этого настойчивого
властного зова, раздающегося среди полнейшей тишины. Выведенный из себя, я
бросился в гостиную: сниму трубку, отвечу первое, что взбредет в голову. Но
Аньес опередила меня. Разговаривая по телефону, она рассматривала меня тем
маниакальным отсутствующим взглядом, который появляется у людей, ведущих
телефонный разговор в присутствии постороннего.
- Алло, да... Это я... Прекрасно... Нет, не в три... Чуть позже... Пять
подойдет?.. Условились, буду ждать.
Голос у нее был хрипловатый. Взгляд близоруких, лишенных блеска глаз
несмело останавливался на мне и тут же скользил прочь, привлеченный чем-то
другим. Она медленно положила трубку на рычаг и, едва я шагнул в сторону
столовой, сделала мне знак остаться. До меня донеслись отдаленные звуки
рояля, извлекаемые неумелой рукой.
- У нас тут тихо, - сказала Аньес.
- Это ваша сестра?
- Да. Дает уроки, - ответила она, злобно рассмеявшись. - Нужно жить, не
так ли?
- Но ведь...
- Ничего, быстро все поймете. Идемте завтракать!
- Я как раз этим занимался.
Войдя в столовую, она оглядела стол. У нее было скуластое лицо, с
острым подбородком.
- Она вас морит голодом, так я и знала. Подождите!
Юркая, неразговорчивая, загадочная, она исчезла; в который раз
зазвучала спотыкающаяся, опоэтизированная расстоянием гамма. Повинуясь
какому-то непонятному страху, я сложил газету и засунул ее в карман.
Вернулась Аньес.
- Помогите!
Она несла горшочек меда, банку варенья, половину сладкого пирога и
бутылку черносмородиновой наливки.
- Куда столько! - запротестовал я.
- Не мне, конечно, а вы справитесь.
Она разложила сервировочный столик, достала две рюмки, наполнила их
наливкой.
- Лично я люблю поесть... А вы?
Она вновь не сводила с меня своих глаз - на этот раз они были
прищурены, словно я излучал какой-то невыносимо яркий свет. Затем подняла
рюмку.
- За нашего пленника!
Этот двусмысленный тост развеселил нас обоих. Она положила мне большой
кусок пирога. Подобно детям, вырвавшимся из-под неусыпного контроля и втайне
предающимся развлечениям, мы жадно набросились на еду.
- Мажьте пирог вареньем. Увидите, насколько станет вкуснее, -
посоветовала она.
Вновь раздался телефонный звонок.