"Буало Нарсежак. Жизнь вдребезги" - читать интересную книгу автора

ночью. Он вдруг почувствовал, что вовлечен в какой-то трюк фокусника...
После Дассена - Энрико Масиас.
- Ты не могла бы немного убавить звук? Ничего не слышно.
В сущности они нуждались друг в друге. Он поддался денежному искушению.
Нет, может не совсем так. Ему наплевать на деньги. Скорее хотел как-то
возвыситься. А она... Тут вопрос сложнее. Она привязалась к человеку,
который ее излечил. Она купила его. Он теперь служит ей, составляя часть ее
удобств. Однажды Рауль услышал, как она говорила с кем-то по телефону: "Это
великолепно, я больше не принимаю таблеток. Как будто у меня нет больше
желчного пузыря!" Еще одна тайна. Он не знал ее подруг. Она никого не
принимала. Никому не писала, даже своей сестре, которая жила где-то в
Ландах, и с которой была в ссоре неизвестно из-за чего. По телефону же она
говорила без конца. С кем? Наверное, с такими же, как и сама, бездельницами.
Кто их разберет, этих женщин, которые от скуки приходят к массажисту, чтобы
рассказать о себе, о своем разводе или климаксе...
В машине вдруг что-то застучало. Он почувствовал это по рулю. Спустила
шина? Вероника небрежно обращалась с этим хорошеньким автомобильчиком. Ей
никогда не понять, что вещи живут своей жизнью. Она управляет машиной
кое-как, забывает переключить скорость, тормозит, бранится. Она бранится
словно... "Я ненавижу ее, - подумал Дюваль. - Свирепо ненавижу!"
Развестись? Но для этого нужен повод. Ведь она приложила столько сил,
чтобы прибрать его к рукам. Вложила немало денег. Вероника продала парижскую
квартиру, чтобы переехать в Канн, заплатила за наем помещения, где он должен
работать. Любой адвокат сказал бы: "На что Вы жалуетесь?" И был бы прав. Он
прекрасно знал, что Вероника ему верна. Он только делал вид, что подозревает
ее, но это была нечестная игра. Итак, в чем же ее упрекнуть? В том, что она
ему приятель, а не жена? Но как объяснишь это правосудию? Приятель, который
на глазах у всех, за его спиной расставляет вещи по местам, следит за
Порядком, выбирает для него халаты, застегивающиеся, как у хирурга на одном
плече: что-то вроде ассистентки, которая ведет счет расходам так, будто за
них нужно отчитываться перед патроном.
А раньше!... Ах! Раньше, все было иначе... Дюваль пытался быть честным.
Нет, лучше не было. Он жил в конуре, в трущобе. Грязное белье скапливалось в
гардеробе, повсюду валялись книжки. Дикарь, вот кто он был. Но с надеждой в
сердце! Уничтожить эту шлюху! Изменить образ жизни! Что же случилось? Откуда
такая резкая неприязнь? Почему такая перемена? Вот в чем вопрос. Напрасно
валить все ошибки на Веронику. Это он струсил. Ему бы больше не возвращаться
в Канн. Такой прекрасный, такой богатый Канн! Где благоухающие красотки,
увешанные драгоценностями, отдаются ему, оставляя чаевые, от которых он не
может отказаться. Самое лучшее из ремесел он превратил в грязный бизнес. Так
Рауль наивно казнился словами, в которых, пожалуй, было много
несправедливого. Все это было не так уж и мерзко, хотя довольно неприглядно.
Рауль утратил самое лучшее: бедность и способность возмущаться. Он стал
соучастником Вероники, принеся ей в жертву достоинство.
- Выключи эту музыку!
- Ах, как ты мне надоел. Хочу и буду слушать!
Он затормозил, остановился на обочине. Она испугалась и убавила звук.
- Что случилось?
- Мне кажется, что шина приспущена.
Он заглушил мотор. Проезжавших машин стало мало. Справа на фоне неба