"Буало-Нарсежак. Недоразумение (Трагедия ошибок)" - читать интересную книгу автора

- Допустим, я - Жак Кристен... Как ты подойдешь ко мне?.. Нет, не так.
Видно, что ты никогда не испытывал нужды! Деньги, в первую очередь деньги.
Скажи ему о деньгах. Сразу же. Пусть он увидит чек. Сунь ему его под нос...
Но предупреждаю тебя... Он пошлет тебя ко всем чертям, потому что твоя
история никуда не годится. Двойник, больной амнезией. Это чистое безумие...
Он беззвучно смеялся. Всеми своими морщинками. К концу у меня уже не
было сил присутствовать на их совещаниях. Большой портрет для гостиной
Мартен нарисовал без моего ведома в своей спальне по фотографиям, которые
привез Франк. Когда я увидела этот портрет в первый раз, когда Жак оказался
среди нас, как покойник, образ которого благоговейно хранят, между Мартеном
и мной разыгралась бурная сцена. Или, вернее, вспылила я одна. Он же был
абсолютно спокоен. И даже более того, он изучал меня, так через лупу
рассматривают насекомое. Когда же, обессиленная, я замолчала, он сказал:
- Дорогая Жильберта, вы глубоко заблуждаетесь. Я ни о чем не прошу
вас. Я вполне понимаю вашу щепетильность. Но не забывайте, эта комедия не
может иметь успех. Я не препятствую Франку, раз это его забавляет. Пусть
ставит свой опыт. Пусть. Меня уже больше нечего принимать в расчет...
Он хотел, чтобы я почувствовала себя виноватой. Он хотел внушить мне,
что у меня не больше здравого смысла, чем у Франка, раз я принимаю всерьез
то, что для него было лишь развлечением, от которого он уже устал. Начиная
с этой минуты он как будто бы потерял всякий интерес этой истории. Франк
снова уехал. Потом позвонил по телефону и сообщил, что подсек рыбу.
Говорила с ним по телефону я. Мартен, удалившись в свою башню из слоновой
кости, выказывал полнейшее безразличие. Казалось даже, что он на моей
стороне, что ему смертельно надоело глупое упрямство Франка. Ему почти
удалось убедить меня, что все провалится, что Кристен и дня не проведет на
вилле. Он гораздо раньше меня понял, что если я не раскрою их обман сразу
же по приезде Жака, то потом ничего не смогу сказать. А благодаря моему
молчанию станет возможным то, что он якобы считал совершенно нереальным. То
был невероятно хитрый маневр. Но оказался он слишком уж хитроумным. И
теперь я знаю, кто такой Мартен фон Клаус. Так же, как знаю, кем были
Гармиш, Штауб, фон Курлиц! И почему их убили. Есть ненависть, которая не
может угаснуть. Но в жертву будет принесен Жак... Мне стыдно. Мартен
смотрит на меня. Он смотрит на Жака. Он страдает не меньше меня. Но этого
еще недостаточно.

30 июля
Я перечитываю свои вчерашние записи. Я должна внести исправление: он
страдает больше меня, потому что Жак - настоящий "артист", как бы он его ни
высмеивал. Этот вдохновенный скрипач, играющий как бы по его приказу,
настолько превосходит своим талантом те небольшие способности, которые он
за собой признает, делает до того смехотворными все его претензии, что
Мартен постоянно пребывает в состоянии холодной ярости. Когда он слышит,
как его любимые произведения под смычком другого превращаются в
восхитительные мелодии, когда его собственная скрипка под чужими пальцами
учится содрогаться, трепетать, смеяться и плакать, словно неверная жена в
объятиях любовника, он обращает ко мне свои синие ледяные глаза и еле
заметные капельки пота выступают у него на висках. Я же, из остатков
щепетильности, сохраняю спокойный и чуть ли не рассеянный вид. Он бы,
конечно, предпочел, чтобы я выдала свое волнение, тогда он одним словом