"Буало-Нарсежак. Очертя сердце" - читать интересную книгу автора

говорила: "Я видела Ларри. Он ничуть не изменился" - и потом долго молчала,
углубившись в себя? Та, которая восклицала: "Как бы я хотела жить с
тобой!", или та, которая шептала: "Все равно человек всегда одинок!"?
Неуловимая Ева. Ева, теперь изображавшая вдову и соглашавшаяся играть роль
в комедии соболезнований. Бывшая статисточка была весьма чувствительна к
соблюдению приличий. Какое прошлое она стремилась при этом зачеркнуть?
Ева встала, Мелио уже направился к двери. Лепра присоединился к ним,
холодно откланялся.
- Фарисей! - сказала Ева, очутившись на лестнице. - Удивительное дело,
Мориса окружали только люди подобного сорта! Взять хотя бы его импресарио,
Брюнстейна! Негодяй, который жил за счет Мориса!...
- Но и мы, - мягко возразил Лепра, - мы тоже составляли его окружение.
- Ты опять захандрил, милый Жан.
На улице она остановилась перед огромным магазином, принадлежавшим
Мелио. В витрине красовался портрет Фожера в окружении его пластинок - вот
какое множество песен входило в орбиту этого властного лица!
- Пойдем, - сказал Лепра.
Ева пошла следом за ним, но оглянулась. Фожер в витрине по-прежнему не
сводил с них глаз, и Лепра пришлось мысленно повторить фразу: "Я прибегнул
к законной самозащите", которая больше его не успокаивала. Он то верил в
эти слова, то не верил, - а то напрямик говорил себе: "Ладно, пусть я его
убил. Хватит об этом думать - забудем". Он был уверен, что забудет. Он был
слишком одержим Евой. Но разве Ева не была одержима Фожером? Надо будет
выбрать минуту и поговорить с ней откровенно, как в былые дни. По приезде
из Ла-Боль они почти не встречались, Ева принадлежала мертвому больше, чем
живому.
- Мелио предполагал, что я, может быть, откажусь от своих
ангажементов, - сказала Ева. - Не пойму, что он там замышляет. По-моему,
хочет продвинуть эту девку, Брюнстейн.
Лепра не ответил. Он молча шел рядом с Евой. Ему хотелось схватить ее
в объятия, склониться над ней, втолкнуть ее в угол за какой-нибудь дверью,
чтобы наконец нацеловаться всласть. Плевать ему было на Мелио и на Флоранс,
на карьеру Евы и на свою собственную. Он чувствовал себя просто мальчишкой,
который слишком много работал, вкалывал, ишачил и который хотел теперь
одного - жить, жить и жить! Помеха исчезла. Нельзя было терять ни минуты.
Он остановил такси, назвал адрес Евы.
- Спасибо, - сказала она. - Какой ты милый. Вес эти визиты меня
вымотали!
Лепра придвинулся к ней вплотную, взял ее за руку.
- Ну же, ну, - шепнула она. - Будь благоразумен.
- Мне кажется, ты на меня сердишься, - сказал Лепра.
- Я? Бедный мой мышонок, с какой стати мне на тебя сердиться? Надо
просто пережить это неприятное время, только и всего. И потом, в самом
деле, есть одно обстоятельство - я не была Морису такой женой, какой мне
следовало быть. Он... это невероятно, но он любил меня, на свой лад.
Лепра хорошо знал это еще одно обличье Евы - он называл его ее
Северным ликом. Эта женщина, которая вела такую бурную жизнь, которая не
умела противиться своим желаниям и так гордилась своей независимостью,
могла терзаться угрызениями. Не обычными угрызениями. Она угрызалась тем,
что не выложилась до конца, что не смогла удивить того, кого любила.